Сияние

Она внимательно слушала главного красильщика, закаленного мужчину с несмываемыми красно-фиолетовыми пятнами на руках. Он описывал, как амарантин извлекают из горьких пресноводных моллюсков, добытых в местном озере, как окрашивают отбеленный лен, шерсть и шелк, которые хранят в отдельном помещении. Грязная, отвратительная, подчас опасная работа – выварить моллюсков, снимая шумовкой серую вспененную слизь, настоять краситель и вскипятить его потом с содой и солью.

На козлах была разложена материя на разных этапах окрашивания. Мастер объяснил, почему она не тускнеет с годами, не выгорает на солнце, как другие ткани, а, наоборот, поглощает свет и становится ярче. Ирония судьбы, подумала Ильдико: каи не любят солнце, но делают пигмент, который становится красивее в сиянии дня.

Отходы сбрасывались в грязную кучу. Она поблескивала в лунном свете и казалась зеленой из-за облепивших ее мух. От запаха у Ильдико скрутило желудок, и она отвернулась, чтобы не вытошнить завтрак. Анхусет стояла рядом, закрыв нос рукой, и хмурилась, точно грозовое небо.

– Кривоногий петух из Беладина того не стоит.

Ильдико молча согласилась, хотя пришла не только за подарком для Серовека. Эта красильня одна из четырех главных в королевстве каи, и отвечает за нее Бришен. Ильдико решила, что, будучи его женой, должна хоть что-то знать об амарантине, скрепившем их брак и союз между каи и гаури.

Мастер повел их на улицу, подальше от мусорных куч и вони, и Ильдико с удовольствием вдохнула чистый воздух. Снаружи тоже стояли котлы, но огня под ними не было. Красильщики при помощи воротов поднимали и опускали в них ткань.

– Холодная стадия, ваше высочество. Краску настаивают, потом выдерживают на солнце одиннадцать дней. Так окрашивают шелк.

Она подошла и заглянула в рубиновое море. Краска блестела в свете фонарей, закрепленных на врытых в землю столбах. В повседневной одежде Ильдико отдавала предпочтение любимым цветам: черному, зеленому, жемчужно-серому и желто-коричневым оттенкам осени. Красный и розовый раньше ее не привлекали, но глядя в чан, она подумала, не обзавестись ли пурпурным шарфиком. Она наклонилась ниже.

– Осторожнее, не упадите, Ваше Высочество.

Но предостережение запоздало. Ожерелье на ее шее расстегнулось и с тихим плеском скользнуло в котел. Оникс тут же пошел ко дну, оставив на поверхности расходящиеся круги.

– О нет! – Ильдико тут же опустила руки в чан по самые плечи. Не обращая внимания на крики мастера и Анхусет, она нашарила конец цепочки и вытащила, облив шею и подбородок. С пальцев текло. Ильдико подняла украшение и показала Анхусет с торжествующим криком:

– Поймала!

Мастер молча хмурился. Анхусет щурилась и поджимала губы, пытаясь сдержать смех. Ильдико осмотрела себя. Она вся, с ног до головы, была в краске. Зеленая туника стала бурой, а кожа – фиолетовой. Ильдико подняла глаза. Анхусет широко улыбалась, обнажив острые зубы. Мастер веселья не разделял. Он был серый, как пепел, и смотрел перед собой застывшим взглядом. Ильдико поняла, что он в ужасе, и поспешила его успокоить:

– Ничего страшного, мастер Сотэ́. Все это легко отмоется мылом и горячей водой.

Она хотела улыбнуться, но передумала. Конечно, зубы у нее не как у каи, но все равно ее улыбку здесь не поймут.

– И не надейтесь, Ваше Высочество, – усмехнулась Анхусет. – Забыли, что вам рассказывали? Вы же видели красильщиков. Амарантин быстро впитывается в ткань, кожу и волосы. В ближайшие несколько дней цвет станет еще ярче.

Бришен как-то сказал ей, что она белая, как мясо моллюска. Ильдико подняла испачканную руку и осмотрела ее со всех сторон. Во всяком случае, теперь она не такая бледная, хоть одежду уже и не спасти. Пожав плечами, Ильдико убрала сломанное ожерелье в корсаж.

– Не найдется ли у вас во что переодеться? – спросила она красильщика. Мастер Сотэ́ помчался выполнять ее просьбу, будто подстреленный. Через несколько минут Ильдико завернулась в два полотенца, а Анхусет подала ей сменную одежду.

Из-за произошедшего осмотр красильни пришлось закончить. Обсохнув, Ильдико извинилась за беспокойство и заверила перепуганного мастера Сотэ́, что херцег не рассердится и не спустит с него шкуру за то, что его супруга испачкалась. Сотэ́ был чрезвычайно вежлив и услужлив, провожая их с Анхусет к лошадям, но Ильдико чувствовала, что он хочет быстрее от них отделаться. Она села в седло, не замечая изумленных взглядов охраны.

Анхусет подала ей плащ.

– Одежда сырая, ваше высочество. Это чтобы согреться.

И заодно стражи из Саггары, сопровождавшие их, перестанут смотреть на них украдкой.

Ильдико фыркнула и закуталась в накидку. Она ни о чем не жалела. Импульсивный, безрассудный поступок, что правда, то правда, но ожерелье бесценно – последний мамин подарок перед смертью. Чтобы достать его, Ильдико и в кипящую мочу бы нырнула. Тем не менее, мысль, что руки и шея на две недели останутся цвета молодой сливы, была неприятна.