Сияние ангела

Судя по тому, что показывали по телевизору, мир изменился. Раньше можно было пару дней ничего не слышать про ангелов. Но не теперь. Переключая ка­налы, я натыкалась то на ток—шоу, где обсуждали los 'angeles, то на документальный фильм, основанный па реальных историях из жизни ангелов, то на музы­кальный клип, где все танцевали в ангельских кры­льях. У нас были CNN и еще несколько американских кабельных каналов, и мы видели, что в Штатах было то же самое. В изобилии показывали новые шоу — «Кто такой ангел?», «Путь ангела», «Ангелы 1—2—3». Все они смотрелись довольно убого, как будто были сделаны на коленке, но, очевидно, пользовались огромным спро­сом. Все потонуло в изображениях хищников, и люди были только рады. Когда в новостях показывали слу­чайные улицы, в кадре обязательно мелькали люди с ангельскими крыльями. Это была новая мода: крылья означали, что ты видел ангела. В объектив часто попа­дали люди, которые мечтательно глядели куда—то вдаль и наслаждались красотой существа, доступного только их взгляду.

С учетом этого неудивительно, что больницы были переполнены и ситуация становилась все хуже. Я вспомнила документальный фильм, который я ви­дела в Теннесси, — коридоры больницы заставлены кроватями, девочка—подросток с усталыми глазами, обожженными ангелом. Это было всего два месяца назад — теперь такая картина казалась практически оптимистичной. В Америке и Мексике люди буквально умирали на полу в больницах. Иногда было невозможно дождаться «скорой» или найти место в госпитале. Люди протестовали, требуя от правительства что—нибудь сде­лать. В Мехико было еще хуже. Собор, ставший частью Церкви ангелов, отреставрировали за счет налогопла­тельщиков. Большинство всецело поддерживало это, но группа «Крестоносцы за права человека» была воз­мущена тем, что эти средства не пошли на медицину. Протесты переходили в яростные столкновения между Крестоносцами и Правоверными.

Один раз мы видели по телевизору Разиэля.

Он был в человеческом облике, шел по собору в Денвере и, видимо, показывал разрушения; коммента­рий был на испанском. Я сидела на протертом диване и не могла оторвать взгляд от экрана. Я была так рада, что никто, кроме Алекса, не знает, что он мой отец.

— Подонок, — пробормотала Кара. Обычно по вече­рам она гуляла с Льюисом, пытаясь добыть информа­цию, но сегодня она для разнообразия осталась дома. Она устроилась в кресле, скрестив ноги, и красила ногти. — Я ненавижу всех ангелов, но этот особенный. Я хочу бросить что—нибудь в экран всякий раз, когда его вижу.

— Ты не одна такая, — сказал Алекс. Он сидел рядом со мной. Он взял меня за руку и сжал ее, когда показа­ли панораму собора. Он был в лесах, и десятки рабочих ремонтировали разрушенный этаж и рухнувший по­толок. Я смотрела на место, где укрывалась две недели назад. Вспомнила, каково это — умереть, и сжалась.

Снова появился Разиэль. Черные как смоль волосы, изысканное чувственное лицо. Длинные тонкие руки, которые он глубоко погрузил в энергетическое поле моей мамы, когда она была двадцатилетней студенткой Нью—Йоркского университета. Пока он говорил, внизу экрана прокручивались испанские субтитры.

— Да, ремонт почти закончен, — сказал он. — Мы с нетерпением ждем возможности приступить к работе и оставить это все позади.

— Сэр, вы утверждаете, что вы ангел?

Разиэль хитро ухмыльнулся прямо в камеру. На щеках появились ямочки, а брови доброжелательно изогнулись.

— Это не утверждение, это правда. Мой народ живет среди вас, чтобы принести вам надежду в эти смутные времена.

Ненависть скрутила мне живот. Моей маме он точно не принес надежду.

— Увидит ли мир перемены теперь, когда прибыло больше ангелов? — спросил репортер. — Например, останется ли прежней Церковь ангелов?

Добродушие мигом покинуло Разиэля, его карие глаза сузились. Я снова увидела беспощадного ангела, с которым мы с Алексом сражались в соборе.

— Нет, — сказал он. — В Церкви не будет изменений.

Он снова приятно улыбался, но я видела, что он на­пряженно что—то обдумывает.

— Никаких изменений, — медленно повторил он. — Я обещаю.

Я сдерживала дрожь. На секунду, на одну жуткую се­кунду мне почудилось, что он смотрит прямо на меня, как будто он мог видеть меня через экран. Я почувство­вала шевеление ангела внутри и попыталась отогнать это ощущение. Я вдруг болезненно осознала, что я не человек, раз у меня внутри такая штука, а мой отец — Разиэль. Я думала, что уже привыкла. Но нет.

По крайней мере охота на нас, похоже, утихла, хотя наши фотографии по—прежнему время от времени по­являлись на экране. Я посмотрела на свою фотогра­фию. Интересно, кто эта блондинка с ослепительной улыбкой? Кара всегда дразнила Алекса из—за его страш­ного фоторобота. На нем он был похож на постарев­шего футболиста. Когда он был в хорошем настроении, он в ответ дразнил ее историями из жизни в старом ла­гере. Я видела, что они действительно привязаны друг к другу, но как брат с сестрой, не больше. Когда я вспо­минала нежные, блестящие глаза Кары, обращенные на Алекса, я думала, что сошла с ума.

Но я—то знала, что это не так