Сияние Авроры

Стена, к которой я прижимаюсь, дрожит, кристаллическая поверхность поглощает выпускаемые ими потоки энергии. Всякий раз, когда Аврора и мой отец наносят друг другу удары, воздух уплотняется, Оружие пульсирует ярче. Оно напоминает сжатую пружину, слишком туго закрученный часовой механизм, который вот-вот сломается. Видно, что переполненное выпускаемой энергией оно почти готово к выстрелу.

Духи Пустоты помогают всему, что, высвобождаясь, встает на их пути.

Аврора вновь наносит удар – воздух разрезает лента силы, острая, как нож, и быстрая, как ртуть. Отец почти лениво поднимает руку, как делал это в моем детстве, когда я сражался с ним под сенью деревьев на Сильдре. Он никогда не упускал возможности, несмотря на размер и силу, воспользоваться своим преимуществом. Наказывал за каждый промах, за любой неверный шаг, и в постель я отправлялся весь в синяках и ссадинах.

Точно так же он поступает и теперь по отношению к Авроре. Я беспомощно наблюдаю за тем, как он, пробивая защиту, отшвыривает ее назад. Она снова врезается в стену, кристалл трескается от силы удара.

Аврора падает на колени. Но мгновение спустя вновь встает и костяшками пальцев вытирает окровавленный нос, энергия исходит от нее волнами.

– Хороший выстрел, – бормочет она.

Я не хотел, чтобы все было так.

Аврора бьет через весь зал, чуть ли не мерцая внутри надвигающейся бури. Ее глаз точно горящее солнце, такое же яркое, как и глаз моего отца. Я вижу, насколько тяжело ей – чистой и бесформенной энергии – бороться с ним. И хотя мой отец слабее ее одной, сам он не один. Он черпает силу из этих бедных, лишенных свободы душ.

Он наносит удар за ударом, движется размытым багровым пятном так стремительно, что оставляет в воздухе послеобраз. Аврора взмывает вверх, разбивая вдребезги потолок. А после летит вниз в брызгах сверкающих кристаллов. Отец перемещается темно-красной вспышкой и, оказавшись под ней, в очередной раз атакует. Отбрасывает через всю комнату ее безвольное тело, которое катится по кристальному полу, цвета радуги разбиваются, словно волны о берег на закате. Путеходцы кричат. И хотя Авроре снова удается встать со сжатыми кулаками, делает она это чуть медленнее, чем минуту назад.

Их столкновение подобно встрече пламени и пороха. Отец возвышается над ней, вбирая в себя силу множества сильдратийцев. На ее лице – окровавленная маска боли, глаз светится в темноте. Она кажется невероятно маленькой. Глядя на нее, на ту, которая была для меня всем, а теперь, возможно, стала ничем, я осознаю правду.

В конце концов, я говорил ей об этом еще до ее прихода сюда.

Не ее вина, что она ненавидит меня. Мне не следовало лгать ни ей, ни всем остальным. Но я предупреждал ее, просил не приходить. Я хотел сам со всем разобраться. С моим позором. С моей кровью. На руках и в жилах. Я предполагал, возможно, свергнуть великана. Убить чудовище из своего детства, мужчину, оставившего синяки на мне, моей сестре и матери.

Но стоило увидеть отца, как я понял: он стал гораздо сильнее и в то же время гораздо слабее, чем раньше. Поэтому я решил подождать. Когда он приготовится пустить в ход Оружие, то будет поглощен настолько, что я смогу нанести удар. Или же после выстрела ослабнет настолько, что я сумею покончить с ним раз и навсегда. У меня не было четкого плана, кроме как избавить Аврору от этой борьбы.

Мой обман и моя преданность. Только одно из этих чувств относится к ней.

А сейчас…

Сейчас.

Я обвожу взглядом Путеходцев, пришпиленных к изогнутым кристальным стенам, словно насекомые – к доске. Их глаза открыты, но не видят. Сильдратийские мужчины, женщины и даже дети. Их лбы отмечены глифом Путеходцев – глаз с пятью слезами.

Точно такой же глиф носила на лбу моя мать.

«В насилии нет любви, Кэлиис», – говорила она мне.

Я нагибаюсь к полу. Пальцами нащупываю отколовшиеся от стены куски кристалла. Беру один осколок – длинный и острый, как кинжал. Смотрю на всех тех бедняг, из которых мой отец вытягивает силу. Кристалл врезается в ладонь, когда я крепко сжимаю его.

Много времени это не займет – покончить с ними. Освободить от этой жизни и от отца. Ослабить его. Возможно, этого даже хватит, чтобы свергнуть его?

Милосердие – удел трусов, Кэлиис.

Но нет. Такой выбор сделал бы он, а не я. И если я хочу в конце концов выйти из тени, то не могу сделать это, погрузившись во тьму. Я не мое прошлое. Я не он – тот, кто создал меня. Я должен оставаться в лучах солнца.

Чего бы мне этого ни стоило.

С кристальным кинжалом в руке я крадусь по дрожащему полу, продираясь сквозь нарастающий энергетический шторм. Мой отец и моя бе’шмаи сходятся в поединке, Оружие сотрясается от тектонического столкновения сил. Из носа, ушей и глаз Авроры капает кровь. Руки дрожат. Колени подгибаются.

В одиночку ей не победить.

Но правда в том…

Что она никогда не была одна.