Пока мы несемся навстречу смерти, я невольно оглядываюсь на последних членов экипажа 312 Легиона Авроры. И до меня доходит смысл слов Тайлера.
– Тридцать секунд, – продолжает Зила.
Я тяжело сглатываю. Сердце бешено колотится в груди.
– Ты в порядке? – тихо спрашивает Фин.
Я смотрю на него, потом на Оружие, которое с каждой секундой увеличивается в размерах. Я вижу, что Финиан боится. И знаю, что он хочет услышать. Мы поступаем правильно. Я уверена в своих действиях. Несмотря на то что мне всего восемнадцать лет и у меня вся жизнь впереди, все нормально. Потому что мы совершаем это ради важной цели. Великой цели.
Хотя, на самом деле, все это чушь.
Я напугана до смерти.
– Нет, – отвечаю я.
Затем тянусь к нему и беру за руку.
– Но я рада, что ты со мной, Фин.
А после что-то врезается в нас. Ракета. Импульс. Неизвестно. Но встряхивает сильно: удар настолько мощный, что напоминает столкновение с полностью нагруженным грузовым судном. Меня сначала отбрасывает назад, на спинку кресла, а потом вперед, вжимая в ремни безопасности. Перед глазами вспыхивают звезды. Дисплеи напротив взрываются и гаснут, сирены разражаются ревом, активированные системы пожаротушения наполняют кабину химическим туманом. Я чувствую во рту привкус крови, в голове звенит…
– Скар, ты как? – кричит Фин, отстегивая ремни.
– Я-я… в н-норме… – выдавливаю я.
Он присаживается рядом со мной, быстро осматривает.
– Зила?
Наш пилот вылезает из-за искрящей приборной доски и откидывает с лица густые черные кудри. Я вдруг впервые замечаю, что на ней те самые серьги с подвесками в виде ястребов, которые ждали в хранилище Доминиона. Кто-то оставил их ей специально, зная, что она никогда не расстается со своими золотыми сережками-кольцами.
Надеюсь, нам удастся выжить и все-таки узнать, кто же этот даритель.
– Я жива, – сообщает она.
– Ч-что это было? – спрашиваю я.
– Думаю, кусок рельсовой пушки. – Зила качает головой, из рассеченной брови течет струйка крови, а после возвращается к пульту управления. – Какой-то быстро движущийся обломок.
– Повреждения есть? – Давясь кашлем, я обвожу взглядом задымленную кабину пилота.
– Задействую вспомогательные системы наведения и резервное питание. Управление должно вскоре восстановиться. – Ее пальцы порхают над кнопками. – Но электромагнитные катушки серьезно повреждены. Двигатели отключены.
Оружие снова вспыхивает – на этот раз еще ярче, чем прежде. Столкновению не удалось сбить нас с курса, и мы по-прежнему смотрим в дуло огромных кристальных линз. Все еще находимся на линии огня. Но при этом висим без движения.
Мы потеряли ход.
Я смотрю на Оружие – радужная энергия сходится в одной точке, словно образует эпицентр бури. Я знаю, что космос – это вакуум, и звук здесь не распространяется, но готова поклясться: я слышу
И всем уже ясно.
– Оно скоро выстрелит, – произносит Зила с легкой дрожью в голосе.
– У нас ничего не получится, – шепчу я.
– Получится! – рычит Финиан, надевая респиратор.
Я выгибаю бровь.
– Фин?
– С моей точки зрения, отключенные двигатели – самая подходящая работенка для лучшего во всем чертовом Легионе Авроры Техника.
– Ты сможешь их починить?
– Есть только один способ это узнать. – Он двигает кистью, и из рукава его экзокостюма показывается многофункциональный инструмент. Весь страх из его голоса улетучивается, а на смену ему приходит ухмылка. – И будем честны, я уже очень давно не совершал какого-то невероятно дерзкого, героического поступка.
– Я иду с тобой, – вызываюсь я, отстегивая ремни.
– Будьте осторожны, – предупреждает Зила. – И поторопитесь.
Финиан хватает меня за руку, распахивает дверь кабины.
Я натягиваю на лицо респиратор.
И мы бежим.
41. Три один два
Кэл падает на пол, знакомые фиолетово-золотистые цвета его разума поглощают темные пятна засохшей крови, принадлежащие его отцу. Только когда тьма целиком окутывает Кэла, до меня доходит: все это время он до самой последней секунды цеплялся за мое сознание – между нами оставалась легчайшая связь.
Та, от которой он не смог отказаться.
Та, которую я не сумела полностью уничтожить.
Обман и преданность. Я ощущаю их в нем.
Путеходцы надо мной кричат, их голоса сливаются в нестройный вой.
А потом, когда Каэрсан оставляет безвольное тело своего сына, словно тот ничего не значит, лежать и поворачивается ко мне, я вспоминаю еще одни слова Кэла.