Сияние. Прямая речь, интервью, монологи, письма. 1986–1997

Е.: Да. Я говнистый человек, я это уверенно и толково могу о себе заявить. Говнистый именно — как человек. Многих я на своём веку обидел. Натуральным «врагом народа» тут сижу. А всё отчего? Мы недавно с Женей Колесовым (это один из немногих оставшихся моих друзей, которым я ещё либо не успел нагадить, либо которые имеют немыслимое терпение) рассуждали об этом — и он очень справедливо и точно заметил, что все мои ссоры и прочее заподло оттого, что я подхожу к людям с наивысшими требованиями — мол, отчего они не святые? Это он прав, все мои жизненные неурядицы случаются именно по этой причине. Но, честно говоря, это страшно обидно — почему же все они — не святые?!!! Если могут ими тут же и быть!

С.: А ты не думал, что подобные требования логичней и честнее начинать с самого себя?

Е.: Думал. Я не оправдываюсь, но… видишь ли, какая у меня ситуация. Всю жизнь всеми своими действиями — и творчеством, и всем прочим — пытаешься доказать себе, что ты — не говно. Что ты — МОЖЕШЬ. Что ты «ХОРОШИЙ». Понимаешь, о чём я говорю? У меня постоянно так — доказываешь-доказываешь, что чего-то стоишь, что имеешь право на бытие, вылазишь-вылазишь из этого дерьма, и тут твои же близкие или сама реальность возьмёт да и даст тебе понять: «ДА ТЫ ЖЕ — ГОВНО, ПАРЕНЬ!» Тут у меня тормоза и срываются. Особенно же меня злит то, что окружающие не хотят (именно — НЕ ЖЕЛАЮТ) — сделать, решиться на ЧУДО, прыгнуть через голову, через луну! Мне, сука, всегда было (да и будет, наверное) ОБИДНО — ведь всё могло бы и может быть СОВСЕМ ИНАЧЕ — только б спичку к фитилю поднести! Нет, всем и так неплохо. Мне всегда было МАЛО — всего было МАЛО! Я не понимаю слова «неплохо» — оно перечёркивает всё, что ЗАЕБИСЬ. У меня, видно, уж характер такой — истерический и жадный. МАЛО мне, когда всё «более-менее». Хочу, чтоб ЛЕТАЛО просто всё от восторга в седьмые небеса! И надо сказать, что это у меня иногда получалось. Испытывал я это. И не раз. И в этом я — счастливый человек, хоть и стыдно мне за все мои гадости и глупости.

Мне вот в последнее время кажется, что вся моя вина и беда в том, что в силу потакания своему характеру я упустил возможность встретить, найти ещё одного или там… двух, таких же как я, безумных и безобразных. И вот взяли бы мы вдвоём или втроём (один я не потянул — не хватило, как выяснилось, мочи) и создали, воздвигли бы нечто столь ВЕЛИКОЕ, ЧУДЕСНОЕ, СИЛЬНОЕ и ЖИВОЕ — песню, идею или просто — чувство, импульс — то, что просто НЕ ПОЗВОЛИЛО бы произойти тому, что столь печально произошло со всеми нами, со всем нашим забвенным миром. Один — это уже здорово. А двое — это же СОКРУШИТЕЛЬНАЯ СИЛА, это — воля, которой можно вселенные взрывать и воздвигать, с которой можно сказать солнцу — «Подвинься». Я это серьёзно говорю. И то, что я допустил нынешнее повсеместное унижение и уничтожение Духа — в мировом масштабе, в этом моя страшная вина.

С.: Ты серьёзно считаешь, что вы могли бы всё исправить?

Е.: Несомненно смогли бы. Во всяком случае — отдалить этот конец. А там, глядишь, кто-нибудь заметил бы нас. Подставил бы, так сказать, плечо. Но… не нашёл я людей, способных потянуть такое. Все же вокруг — БЛАГОРАЗУМНЫЕ! Или — самоуниженные и самооскорблённые. Вся тут беда в том, что никто не страдает центропупием, никто не верит в то, что он — всесильный, что он — центр Вселенной, в той же степени, в которой им является и одуванчик, и лимон вот в моём стакане с чаем… и любая точка во Вселенной. Никто не верит, НЕ ЗНАЕТ то, что всё в этом мире прочно и очевидно завязано и зависимо. Каждый твой шаг, каждое твоё действие, твоё слово неукоснительно меняет и преображает ВЕСЬ МИР. Вот мы сейчас сидим, говорим — а где-нибудь в Америке от этого горы валятся. Понимаешь? Каждый — хозяин Вселенной. Каждый, для кого это — ТАКОВО. Если ты веришь в то, что ты СПОСОБЕН, что ты МОЖЕШЬ менять мир, что от тебя зависит ВСЁ, ты приказываешь горе — и она движется. Она не может не сдвинуться. Ей ничего больше не остаётся.

С.: Ты в это веришь?

Е.: Я это ЗНАЮ. Знаю и умею.

С.: И что захочешь, то и будет?