В двенадцатом дистрикте, где традиционно начинается этот тур, расстреляли кузена Эвердин. Смуглый, сероглазый парень пытался убить меня дубиной. Должна отметить довольно оригинальная затея. Была.
Признаюсь, обоим нам досталось знатно, и кажись, я весьма интенсивно применила силу, что уж знатно подпортило мою репутацию победительницы. Что ж, этому пареньку удалось выставить меня обыкновенной агрессивной психопаткой с садистскими наклонностями.
А потом на унылом приёме на меня беспрерывно пялилась дочь мэра. Поздно об этом жалеть, ведь я не особо старалась узнать её имя, но фамилия вроде должна быть Андерси. Глядела она с немым укором и презрением. Вроде, убитые трибуты были её одноклассниками.
Но дочка мэра не отказала мне, когда я попросила передать семье Эвердин несколько книг по медицине, бинты и сорт отборных трав, а флегматично обещала передать их семье Китнисс. Ну, вы же понимаете, что я попросила её не распространяться о том, что это от меня. Да и что-то мне говорит, что она по-настоящему передала. Потому я была спокойна.
После своей победы я смотрела репортаж о финальной восьмёрке и Примроуз Эвердин сказала, что мечтает выучиться на врача. И я подумала, раз её сестру укокошили по моей вине, то хотя бы эта жалкая посылка могла бы подбодрить её не забросить эту стезю.
Не знаю, жива ли она. Но если мои предположения верны, то ей сейчас должно быть около тридцати. Однако одна вещь точно неоспорима. Пекарня Мелларков перестала печь сырные булочки, после того как я посмела купить у них несколько штук.
А в одиннадцатом было ещё веселее. Во время моего выступления треть слушателей попытались покинуть площадь. Смутило ли это меня? Нет. Оскорбило ли? Нет. Но с того момента я стала более осторожной, чувствуя, что грядёт что-то грандиозное и нехорошее.
В девятом я не смела, поднять голову и даже мельком взглянуть в глаза миссис Армарин, матери Рейчел. Ментору девятых я тайком оставила немного денег, этого точно должно было бы хватить на полгода, чтобы одинокая женщина не умерла с голода.
Дальше было легче, ведь в восьмом я познакомилась с Цецелией Санчеш. Да, она была одной из победительниц, но не занималась менторством в силу занятости материнскими обязанностями. Кажись, она была единственной из победителей, которая отнеслась ко мне с терпимостью. Никакого презрения, никакой жалости, а лишь обыкновенное понимание царило в её умных глазах. Сердце жутко ныло, и вернулась мигрень, когда она погибла в квартальной бойне.
В седьмом я распивала дешёвый алкоголь с Джоанной Мэйсон. Для неё я, конечно, оказалась порядочной дрянью, на что она предложила мне нанести топором шрамы, уверяя, что это облегчит мою жизнь в столице.
Я тогда не понимала, что она имела в виду, но она не стала раскрывать, убеждая, что мне пока не стоит знать. И подарила ванильную помаду с блёстками, чтобы «тошнотворная жизнь хотя бы на вкус была сладкой». Что ж, те посиделки под тусклыми лампами казались мне раем блаженным, что Джоанна предложила нам переписываться и велела не спорить с Плутархом.
В пятом ко мне наконец-то присоединились мои менторы. Врать не буду, было тяжело. Ведь не объяснишь же людям, что я убила Франческу из милосердия. А мистер Гросса говорят, слег от инфаркта. Да и жизнь научила меня не спорить и доказывать тем, кому это не нужно. А в третьем было страшно. Бити Литье был вежлив, но я весь день боялась, что не отставала от Брута и Энобарии ни на шаг. Ведь Эвелин была его подопечной.
Если в девятом люди были подавлены, то в третьем они определённо обозлены. Как-никак обоих трибутов третьего укокошили мы с Катоном. И знаете, Капитолий не удивился бы, если бы получил бы гипотетическую новость о том, что их победительница случайно умерла от контакта с током, ведь её фен сломался в такой неподходящий момент. Вот такой вот мне сценарий мерещился весь день, что у меня была жуткая паранойя.
В первом была трогательная встреча с публикой. Хотя бы там мне не приходилось давить из себя улыбку. Люди улыбались по своей воле, они были доброжелательны. Конечно, на играх я не была откровенной союзницей Марвела и Диадемы, но в целом они понимали, что у нас были хорошие отношения.
С разрешения менторов мне даже удалось посетить могилу Марвела и Диадемы. Оставила букет лилии, и надеялась, что все они в хорошем месте. Хотя, сомневаюсь, что после убийства людям разрешено поселиться в рае. Мысли отдают шизофренией?
Знаю, но мне на правах сумасшедшей трибутки можно. А что касается менторов первого, если Кашмира просто молча избегала меня, то её брат Блеск даже попросил прощение за отравленную воду и неудачное интервью. Естественно, не при моих менторах. Я сделала вид, что забыла об этом.
А в Капитолии у меня было торжество.
И только тогда я поняла, что подразумевала Джоанна. Ведь не зря в поезде Брут говорил, что я должна рвать отношения со всеми во втором. Меня, как многих победителей хотели продать, не зря же Одейр через год в тринадцатом изобличал преступников на прямом эфире.