Сияние слез

Кусок пергамента принесли к вечеру. К этому времени я уже дошила Киине новую сорочку и сплела длинный красивый пояс. Она примерила обновки, остальные девочки достали свои наряды и, устроили шум и визг, меняясь платками и бусами. Под предлогом чтения письма я отправилась в конюшню. Тут было тепло, почти тихо и вкусно пахло сеном, конским потом и дегтем от смазанных копыт.

Масляная лампа горела в середине прохода между денниками, я встала в круг света и распечатала письмо. Сэр Джерис писал о приезде графа, о его ультиматуме и о прочих делах, требующих моего вердикта. Однако я не стала отвечать ему. Спрятав письмо в карман, я нашла свою кобылку, угостила ее кусочком подсоленного сухаря из своих запасов, похлопала теплый храп и заговорила с лошадью:

– Вот и нашел меня граф. Называет невестой, требует возвращения, а потом что? Получит свое имущество и запрет в башне? Или сошлет в мое поместье варенье варить, да прясть? А если решит богатство свое пополнить да пару лет в той же башне подержит с луком в обнимку? Не хочется думать о нем плохо, но пока добра я от него не видела. Вот что мне ему написать? Что боюсь его злости, но не против узнать, как он целуется? Бред.

Кобыла фыркнула мне в лицо, словно посмеялась над моими страхами, я еще погладила теплую морду, и вернулась в дом. Девочки уже улеглись, только Киина беспокойно ворочалась в своем закутке. Я подошла, укрыла ее одеялом, поцеловала в лоб:

– Спи! Мне письмо написать надо.

Ульфелла тоже не спала, сидела под окном с прялкой, руки выполняли привычную работу, а мысли были далеко. Я поправила маленький светильник, достала из переметных сум бумагу и графитную палочку. Долго думала, кусала губы, потом решительно начла письмо, адресуя его первую половину своему телохранителю, а вторую, более вычурную и светскую – графу Танреду.

Танред

Танреду оставалось только ждать. Он бродил по дому, болтал с экономкой, вел за обедом беседы с управляющим и главой охраны, съездил в деревню и узнал о нападении разбойников, а так же помощи, оказанной Констанцией жителям деревни.

Жизнь всех обитателей дома была налажена и удобна, и граф с удивлением понял, что ему тут хорошо. Чистые комнаты, теплая постель, вкусная обильная еда, а еще книги, интересные разговоры. Мир Констанции был уютным и покойным, не мешающим росту. Теперь Танред понимал отца. Рядом с этой девушкой мир становился радостнее.

Когда пришло письмо, сэр Джерис просто отрезал кусок бумаги, начинающийся словами:

– Его сиятельству графу Танреду…

В нескольких строчках Констанция признавала то, что она и была той самой «Тиной», которой Патрик Этуш завещал все содержимое замка. А потом высказывала свои сомнения относительно своего будущего.

– Ваше сиятельство может пообещать мне все что угодно, надеясь получить назад содержимое замка и невесту, плачущую жемчугом. У меня не было возможности узнать вас настолько близко, чтобы безоговорочно доверять вашим словам.

Читая, Танред хмурил брови, но не мог не признать, что ее логика безупречна. Он сколько угодно мог доказывать ей свою надежность словами, но как доказать ее делами? Ответное письмо он писал чрезвычайно тщательно, выводя буквы обдумывая каждое слово. К конверту прилагалась зеленая ленточка, одна из тех, что досталась ему на балу у градоправителя.

Сэр Джерис прикрепил письмо графа к очередному горшочку меда и отправил мальчишку в лес. К следующему письму. Он искренне волновался – а вдруг мать леса не захочет служить почтальоном для парочки чокнутых юнцов?

Однако магические послания всегда находили своего адресата. Однажды белка вскочила в комнату графа через приоткрытое окно и напугав его ускакала, оставив трубочку бумаги. Для экономии Констанция писала ответ на обороте посланий Танреда и граф начал подбирать красивую бумагу из своих дорожных запасов, прикладывал к запискам маленькие сувениры и убеждал, уговаривал – просто встретится и поговорить.

Констанция

Ленточки, цветочные бутоны, маленькая пряжка для волос, деревянный гребень с искусно вырезанным резным краем, медовые конфеты с орехами и вяленым виноградом. Капельки капали, заставляя Тину чувствовать себя должной, обязанной хотя бы встретиться и поблагодарить гостинцы, а еще лучше – вернуть их. Поколебавшись, она обратилась с просьбой к старшей. Та прихмурила серебристые брови, но пообещала спросить разрешение на встречу у матери леса.

За пару недель Констанция вполне обжилась в девичьем лесу. Учила детей, плела пояса, освоила парочку новых рецептов и поделилась своими знаниями с обитателями «длинного дома». Киина все так же хвостиком ходила за ней, и девушка постепенно привыкла к постоянной спутнице, тенью, скользившей за ней всюду.

На рассвете одного из коротких зимних дней Тина плела косы Ульфелле, а Киина подавала ей ленты и гребень. Внезапно в двери длинного дома постучали, вошла Амарилла:

– Тина, оденься потеплее, мать сказала, что сегодня устроит вам встречу.

– Нам? – Констанция растерялась.