Сияние снегов (сборник)

Больная черепаха –
ползучая эпоха,
смотри: я – горстка праха,
и разве это плохо?

Я жил на белом свете

и даже был поэтом, –
попавши к миру в сети,
раскаиваюсь в этом.

Давным-давно когда-то

под песни воровские
я в звании солдата
бродяжил по России.

Весь тутошний, как Пушкин

или Василий Теркин,
я слушал клеп кукушкин
и верил птичьим толкам.

Я – жрец лесных религий,

мне труд – одна морока,
по мне, и Петр Великий
не выше скомороха.

Как мало был я добрым

хоть с мамой, хоть с любимой,
за что и бит по ребрам
судьбиной, как дубиной.

В моей дневной одышке,

в моей ночи бессонной
мне вечно снятся вышки
над лагерною зоной.

Не верю в то, что руссы

любили и дерзали.
Одни врали и трусы
живут в моей державе.

В ней от рожденья каждый

железной ложью мечен,
а кто измучен жаждой,
тому напиться нечем.

Вот и моя жаровней

рассыпалась по рощам.
Безлюдно и черно в ней,
как в городе полнощном.

Юродивый, горбатенький,

стучусь по белу свету –
зову народ мой «батенькой»,
а мне ответа нету.

От вашей лжи и люти

до смерти не избавлен,
не вспоминайте, люди,
что я был Чичибабин.

Уже не быть мне Борькой,

не целоваться с Лилькой,
опохмеляюсь горькой.
Закусываю килькой.

1969

«Дай вам Бог с корней до крон…»

Дай вам Бог с корней до крон
без беды в отрыв собраться.
Уходящему – поклон.
Остающемуся – братство.

Вспоминайте наш снежок

посреди чужого жара.
Уходящему – рожок.
Остающемуся – кара.

Всяка доля по уму:

и хорошая, и злая.
Уходящего – пойму.
Остающегося – знаю.

Край души, больная Русь, –

перезвонность, первозданность
(с уходящим – помирюсь,
c остающимся – останусь) –

дай нам, вьюжен и ледов,

безрассуден и непомнящ,
уходящему – любовь,
остающемуся – помощь.

Тот, кто слаб, и тот, кто крут,

выбирает каждый между:
уходящий – меч и труд,
остающийся – надежду.

Но в конце пути сияй

по заветам Саваофа,
уходящему – Синай,
остающимся – Голгофа.

Я устал судить сплеча,

мерить временным безмерность.
Уходящему – печаль.
Остающемуся – верность.

1971

«Не веря кровному завету…»