Ну и гугняв же местный бес –запустит дождик суток на шесть,чтоб люди чувствовали тяжестьнепросыхаемых небес.А мне он зла не причинял,а я хлопот его не стою,а мне бы стакнуться душоюс душой магнолий и чинар.В недоуменье дух и плоть,не разберу никак по думе, –какой ты нации, Батуми,и что напрял в тебе Господь.Как ракушка – волной в ушах,как дева – в лучевидной кроне,о тыща и одном балконе,о двух ажурных этажах.И не во сне, а наявупестры под непогодью прыткой,по-детски выложены плиткойпроспекты прямо в синеву.Дано ль прочесть простым умамузоры страхов и бесстраший,под звонко-розовою пряжейприбрежья зелень и туман?Вдруг кто-то в чащу шах-шарах!А кто? Увидеть бы, узнать бы,но немо щурятся усадьбыиз тьмы в оранжевых шарах…Века с недвижностью в очахреальней здесь, чем день текущий,и я гощу с кофейной гущейу сна в бамбуковых дворцах.У сердца нет иных забот,чем жить, от волн морских святея,где медным голосом Медеяотмщенье божие зовет.Потопным топотом дождятщета веков, как пыль, прибита,и эвкалипты Еврипидастоят, до краешка дойдя…1985
Феодосия
В радостном небе разлуки зарюдымкой печали увла́жню:гриновским взором прощально смотрюна генуэзскую башню.О, как пахнуло веселою тьмойиз мушкетерского шкафа, –рыцарь чумазый под белой чалмой –факельноокая Кафа!Желтая кожа нагретых камней,жаркий и пыльный кустарник –что-то же есть маскарадное в ней,в улицах этих и зданьях.Тешит дыханье, холмами зажат,город забавный, как Пэппи,а за холмами как птицы лежатпестроцветущие степи.Алым в зеленое вкрапался мак,черные зернышки сея.Море синеет и пенится, какво времена Одиссея.Чем сгоряча растранжиривать прытьпо винопийным киоскам,лучше о Вечности поговоритьсо стариком Айвазовским.Чьи не ходили сюда корабли,но, удалы и проворны,сколько богатств под собой погреблисурожскоморские волны!Ласковой сказке поверив скорей,чем историческим сплетням,тем и дышу я, платан без корней,в городе тысячелетнем.И не нарадуюсь детским мечтам,что, по-смешному заметен,Осип Эмильевич Мандельштамрыскал по улочкам этим.1984