Сияние во тьме

– Так и есть, – ответил Пиджин. – Ты потеряла панцирь, а я – перья. Но мы столько всего приобрели.

– Я думаю… – сказала Тереза.

– О чем?

– Вдруг мы вообще ничего не получили?

Пиджин подошел к окну и прижал пальцы к холодному стеклу.

– О, там есть на что посмотреть, – прошептал он.

– А отсюда все кажется таким жалким.

– Господь всемогущий…

– Придержи язык, – оборвала его Тереза. – Вдруг кто-нибудь слушает?

– И что?

– Подумай, попугай! Мы так изменились не по воле божьей. Ты согласен?

– Да.

– Помяни небеса, даже ругаясь, и тебя там услышат…

– И снова превратят нас в животных.

– Точно.

– Тогда нужно как можно скорее убираться отсюда. Напялить одежду Святого Раймонда и шагнуть в мир.

Двадцать минут спустя они стояли на улице Крауч-Энда и внимательно читали номер «Ивнинг Стандарт», выуженный из урны. Люди сновали под мелким дождем, ругались, бормотали и толкались.

– Мы им мешаем? – спросила Тереза. – В этом все дело?

– Они просто не замечают нас. Если бы я стоял здесь в своих перьях…

– Тебя бы задержали, как фрика, – ответила она и вернулась к чтению.

– Ужасы, – вздохнула Тереза. – Повсюду творятся такие ужасы.

Она отдала газету Пиджину.

– Убитые дети. Пожары в отелях. Бомбы в писсуарах. Один кошмар за другим. Думаю, нам надо отыскать островок, где нас не найдут ни люди, ни ангелы.

– И забыть об этом? – спросил Пиджин, протянув руку и ущипнув некую молодую даму.

– Убери свои грязные лапы, – рявкнула она и поспешила дальше.

– Не замечают, говоришь? – сказала Тереза. – Думаю, они прекрасно нас видят.

– От дождя у них пасмурно на душе, – ответил Пиджин. – Когда небо прояснится, им полегчает.

– Ты оптимист, попугай, – раздраженно пробормотала Тереза. – Это тебя погубит.

– Почему бы нам не перекусить? – предложил Пиджин, беря ее под руку. В сотне ярдов от них был супермаркет – огни витрин отражались в лужах на асфальте.

– Мы выглядим гротескно, – возразила Тереза. – Они линчуют нас, если рассмотрят как следует.

– Ты действительно неважно одета, – ответил Пиджин. – С другой стороны, я постарался добавить в свой наряд нотку гламура.

Из гардероба Раймонда он выбрал одежду, как можно больше напоминавшую его оперенье, но то, что прежде казалось блестящим проявлением естественной красоты, теперь выглядело шутовским костюмом: мишурой на жировых складках. Что до Терезы, она тоже постаралась, по мере возможности, вернуться к былому облику, накинув на плечи несколько джемперов и пальто (серых и зеленых), и теперь сгибалась под их тяжестью почти вдвое.

– Думаю, если мы не будем привлекать внимания, то уцелеем, – сказала она.

– Ты хочешь зайти или нет?

Тереза пожала плечами.

– Я есть хочу, – прошептала она.

Крадучись, они проскользнули внутрь и блуждали меж стеллажей, то наклоняясь, то поднимаясь на цыпочки, выбирая лакомства: печенье, конфеты, орешки, морковки и большую бутылку вишневого бренди, к которому Раймонд – втайне ото всех – пристрастился с прошлого сентября. Затем они поднялись на холм и оказались на скамейке у Крайстчерч на вершине Крауч-Энд-Хилл. Хотя деревья у церкви стояли голые, сетка ветвей немного защищала скитальцев от дождя, и они присели, чтобы перекусить, выпить и обсудить обретенную свободу.

– Я чувствую огромную ответственность, – сказала Тереза.

– Правда? – спросил Пиджин, забирая бутылку бренди из ее чешуйчатых пальцев. – Почему это?

– Разве не ясно? Мы ходячее доказательство чуда. Мы видели вознесение святого…

– И его деяния тоже, – добавил Пиджин. – Все эти дети, миленькие маленькие девочки, исцеленные его добродетелью. Он был великим человеком.

– Думаю, им не особо нравилось лечение, – заметила Тереза. – Они много плакали.

– Наверное, от холода. Они были голенькими, а его руки липкими.

– И, возможно, его пальцам недоставало ловкости. Но он был великим человеком, твои слова. Ты закончил с бренди?

Пиджин протянул бутылку – уже полупустую – подруге.

– Я видел, что его пальцы хорошо так соскальзывали, – продолжил попугаечеловек. – Обычно…

– Обычно?

– Ну, если подумать, все время…

– Все время?

– Он был великим человеком.

– Все время.

– …в промежность.

С минуту они сидели в молчании, обдумывая это.

– Знаешь что? – наконец сказала Тереза.

– Что?

– Думаю, наш дядюшка Раймонд был грязным извращенцем.

Еще одна долгая пауза. Пиджин глядел сквозь ветви в беззвездное небо.

– Что будет, если они это выяснят?

– Зависит от того, веришь ты в божественное прощение или нет, – Тереза снова отхлебнула бренди. – Лично я думаю, что мы нашего Раймонда больше не увидим.

Святой так и не понял, что его выдало: неподобающий взгляд на херувима или то, как он иногда спотыкался на слове «дитя». Раймонд знал одно: секунду назад он пребывал в компании пресветлых душ, каждый шаг которых зажигает звезды, а теперь их чистые лица смотрели на него с ненавистью, и воздух, прежде наполнявший грудь восторгом, превратился в березовые розги, стегавшие его в кровь.