Сила

«Мы предлагаем толковать лексему силы следующим образом: внутренние возможности человека, благодаря которым он в состоянии выполнять какие-либо действия, – невидимая субстанция, находящаяся где-то внутри человека и расходуемая по мере того, как он что-либо делает» (т. ж.).

Определение странное и с очевидностью ущербное, если не сказать, противоречивое. Оно оправдано не точностью описания действительности, а тем, что язык дает основания видеть силу и так, и так:

«Это толкование состоит из двух частей. Первая обслуживает достаточно широкий круг контекстов с данной лексемой. Эта часть отражает современное сознание носителя языка.

Вторая часть лучше объясняет поведение лексемы силы, так как обслуживает больший круг контекстов. Она отражает модель человека, представленную в семантической системе русского языка»(т. ж., с. 75).

Так и хочется сказать: «Аркадий, не говори красиво!» Где наших языковедов учат этому наукообразному способу скрывать от читателя, что думаешь? А ведь суть сводится к простой мысли: способы говорить о силе возникли в русском языке в глубокой древности, когда силу видели как среду, подобную жидкости. Но постепенно естественнонаучное мировоззрение вытесняет такое видение, и мы начинаем говорить о силе, как о внутренней возможности выполнять какие-то действия.

Очевидно, что во втором случае мы совсем теряем то, чем же является сила сама по себе. И если она действительно некая, условно говоря, невидимая жидкость, которая вливается в тело, то мы перестаем видеть и ее, и те органы, которые ею управляют. Мы как бы останавливаем свое любопытство на грани очевидного: сила, безусловно, дает возможности. Сказав так, ты не ошибаешься. Но и не живешь!..

Глава 4. Органы силы

Мы ощущаем свои силы чем-то внутренним, как бы исходящим изнутри тела. Это ощущение заслуживает пристального философического внимания, но, кажется, еще не получило его. Осмыслить силу философски – значит осмыслить ее сначала феноменологически, то есть как явление. Но вот беда: никак не удается понять, что являет себя из глубины тела, когда мы наблюдаем силу!

Простой здравый смысл подсказывает: там, в телесной глубине, должны быть органы. Однако русский язык сопротивляется такому допущению.

«Как было показано выше, в семантической системе русского языка представление о способности, внутренней возможности человека, тесно связано с представлением о его теле (благодаря этому лексемы ум, память, воображение и т. п. могут употребляться и как обозначение невидимого органа).

Лексема силы, обозначая внутренние возможности человека, закономерно формирует „второй пласт“ семантики, содержащий отсылку к человеческому телу. В принципе этот „второй пласт“ мог бы содержать указание на какой-то невидимый орган, но это противоречило бы реальным представлениям человека о самом себе» (т. ж., с.75).

Языковеды довольно много описывали эти самые «невидимые органы», поэтому легко вычленяют их признаки. Понятно, что «невидимое сердце», хоть и находится там же, где и физическое, обладает совсем иными свойствами. Именно оно – вещун, оно замирает от любви или от ее предвкушения, оно может быть черным или злым, чего никак нельзя сказать о физическом сердце. Однако оно обладает в живом языке всеми признаками именно самостоятельного органа, который работает и служит вполне определенным задачам в теле. Вот только, не в том, не в тели.

Никаких подобных признаков у силы нет, и язык о них даже не подозревает. Ум, память, воображение можно называть органами именно потому, что они похожи на органы физического тела в своих проявлениях, язык непроизвольно описывает их так же, как органы. В отношении сил язык не ведет себя так же.