Что же это за сила, которая не ведет себя как сила, к тому же еще и легко принимается и узнается в выражениях, вроде: энергия молодости, которая совершенно не сочетается с силой; сила молодости?
Совершенно очевидно, что языковед описывает нечто, отличное от силы и действующее или имеющееся одновременно с силой. При этом Урысон повышает уровень неопределенности, окончательно запутывая себя и читателя еще и тем, что оснащает речь дополнительными неопределенными наукообразными словечками. Но если поверить ее чутью и принять, что количество чего-то, скрывающегося под именем «энергия», расходуется «субъектом» не так, как сила, и остается неизменным в течение длительных периодов жизни, то появляется возможность задаться вопросом: кто такой этот субъект, о котором идет речь?
Первый позыв посчитать, что субъект – это тот же, о ком говорилось в предыдущей главе, посвященной силам. Но вот любопытная особенность, говоря о силах, Урысон говорила о человеке и о теле. А в связи с энергией заговорила о некоем субъекте, которому по общей научной привычке не дала определения. Без определения «субъект» подозревается в том, что он – человек. Но я несколько раз проделывал попытки определить, что может скрываться под этим словечком в его простонаучном использовании. И каждый раз оказывается, что оно означает душу, которую естественник признавать не должен.
И если мое предположение верно, то силы относились к телу (или телам), а вот энергия заменяла нечто, что является принадлежностью души. Душу, по всеобщему заговору естествознания, нужно изгнать из образа мира современного человека. Для этого нужно подменить и все ее проявления. Энергия звучит очень физически, но исходно растет из Платоновской и Аристотелевской способности действовать. Поэтому она удобна для подмены. Но что можно заменить энергией, если допустить, что речь действительно идет о душе?
Пока понятно лишь то, что сам язык языковеда сопротивляется попытке приравнять энергию к силе. Энергия, в отличие от сил, словно некая сверхсила или сила более высокого порядка, позволяет не просто действовать или работать, а делать все легко, без видимых усилий, как бы играя! Если мы говорим о душе, то это становится существенным. Бессмертная душа относится гораздо легче ко многим вещам, которые недопустимы для тяжелых, болезненных и смертных тел. Тело трудится, тяжело и упорно, как ослик Франциска Ассизского, а для души это все игрушки.
Энергия определенно скрывает под собой какую-то душевную способность, но какую?
Попробую вглядеться во «второй круг» словоупотреблений, в котором, как кажется Урысон, «энергия» используется прямо для обозначения силы:
Вполне естественно затруднено говорение о восстановлении того, что не восстанавливается. Высказывания: «не трать энергию» и «не трать силы» – не являются синонимичными. Они лишь похожи и понятны, но речь в них идет о разном… Как о другом пойдет речь, если мы скажем: «Не трать время», или: «Не трать жизнь на такую ерунду». Звучит, как не трать сил, но вот совершенно не восстанавливается!
Что же скрывается за энергией, да еще субъекта, могущего быть только душой? А Урысон сама это назвала в самом начале, только не разглядела, не придала значения. Помните: