Читаем Сила и невинность. В поисках истоков насилия полностью

Теперь, впервые в моей жизни, я могу, например, понять Американский легион. Эта организация всегда была для меня негативом совести — я был против того, за что была она, и она была против того, за что был я. Это довольно хорошо работало как предварительный ориентир, когда у меня не было времени разобраться в том, на чьей стороне справедливость. Я никогда не мог понять мотивов легионеров или других организаций ветеранов в их бряцании оружием и доведенной до абсурда охотой за коммунистами под каждой кроватью. Теперь, однако, я понимаю, что эти группы изначально состояли, в общем и целом из молодых людей, у которых были неприметные занятия, вроде заправки бензина в шевроле, бьюики и форды. Затем они были призваны на войну. Во Франции они стали героями, любимцами женщин, их путь устилали цветами, всевозможные почести обрушились на них. Они были значимы, возможно, впервые за всю свою жизнь. По возвращении домой некоторые из них смогли найти лишь ту же работу и вновь заливать бензин в бьюики, шевроле и форды, а те, кто нашел работу лучше, могли попросту испытывать разочарование "пустотой" жизни мирного времени. Неудивительно, что они, испытывая скуку, сбились вместе, чтобы возродить опыт, максимально близкий к тому, что был на войне — такой как антикоммунистическая миссия "поиска и разрушения". Они вернулись к страстному желанию найти что-то, что придаст их жизни значимость, которой она внутренне лишена.

3. Стремление к признанию

Когда Глени Грей в 1955 году вернулся в Европу, чтобы интервьюировать своих товарищей по оружию и друзей по сопротивлению пятнадцатилетней давности, французская женщина, жившая в комфортабельном буржуазном доме с мужем и сыном, искренне призналась: "Моя жизнь столь невыносима скучна в наши дни! <…> Все что угодно лучше, чем это, когда день за днем ничего не происходит. Вы знаете, что я не люблю войну и не хочу ее возврата. Но она, по крайней мере, давала мне чувствовать себя живой так, как я не чувствовала себя до или после нее"'5. Переходя к опыту немецкого товарища по оружию, Грей продолжает:

Растолстевший, с дорогой сигарой во рту, он говорил о наших былых днях в конце войны, когда он был дрожащим и голодным, и изможденным беспокойством о том, чтобы оградить жену и детей от слишком большой нужды. "Иногда я думаю, что тогда были более счастливые времена для нас, чем теперь". <…> И было что-то вроде отчаяния в его глазах. <…> Ни один из этих людей не тосковал о старых днях с сентиментальной ностальгией, они говорили о своем разочаровании в бесплодном настоящем. Мир выявил в них пустоту, которую возбуждение войны позволяло им заполнить.

Спасением от этой пустоты служит экстаз насилия. Отчасти эта бесплодность порождена условиями цивилизованного существования, устраняющее значительную долю риска и вызова из жизни — риска и вызова, которые кажутся многим, если не большинству, людей важнее, чем наше настойчиво навязываемое изобилие. Насилие возвращает в жизнь риск и вызов, что бы мы ни думали о его деструктивное™, и жизнь перестает быть пустой.

Мы будем сталкиваться вспышками насилия до тех пор, пока людям будет недоставать значимых переживаний. Каждому человеку необходимо чувство значимости, и если общество не может дать его человеку, или хотя бы предоставить возможность стать значимым, то это чувство будет достигаться деструктивны ми способами. Нам предстоит найти те пути, которыми люди могут достичь значимости и признания так, чтобы деструктивное насилие стало ненужным.

Глава 9. АНАТОМИЯ НАСИЛИЯ


Насилие и страдания в демократическом обществе играют решающую роль в повышении антипатии к нарушениям демократических ценностей и увеличению симпатий к жертвам таких нарушений.

Силван Томкннс "Конструктивная роль насилия и страдания"


Вспышки насилия подобны "внезапному" вскипанию воды. Не видя "горелки, нагревающей воду", мы ошибочно считаем насилие дискретным событием, хотя оно есть совершенно понятный результат борьбы личностей против неравенства в репрессивной культуре. Насилие часто следует за периодами спокойствия (в пятидесятые годы — "тихое поколение" студентов). К нашему сожалению, только впоследствии удается увидеть, сколь взрывоопасны были силы, таившиеся под покровом апатии.

1. Психоневрологические аспекты насилия

Перейти на страницу:

Похожие книги

Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты
Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты

Как мозг порождает надежду? Каким образом он побуждает нас двигаться вперед? Отличается ли мозг оптимиста от мозга пессимиста? Все мы склонны представлять будущее, в котором нас ждут профессиональный успех, прекрасные отношения с близкими, финансовая стабильность и крепкое здоровье. Один из самых выдающихся нейробиологов современности Тали Шарот раскрывает всю суть нашего стремления переоценивать шансы позитивных событий и недооценивать риск неприятностей.«В этой книге описывается самый большой обман, на который способен человеческий мозг, – склонность к оптимизму. Вы узнаете, когда эта предрасположенность полезна, а когда вредна, и получите доказательства, что умеренно оптимистичные иллюзии могут поддерживать внутреннее благополучие человека. Особое внимание я уделю специальной структуре мозга, которая позволяет необоснованному оптимизму рождаться и влиять на наше восприятие и поведение. Чтобы понять феномен склонности к оптимизму, нам в первую очередь необходимо проследить, как и почему мозг человека создает иллюзии реальности. Нужно, чтобы наконец лопнул огромный мыльный пузырь – представление, что мы видим мир таким, какой он есть». (Тали Шарот)

Тали Шарот

Психология и психотерапия