Это была какая-то новая боль (на этот раз дело не в глистах). Но она не испугала ее, словно тело ждало этой боли, дозрело до нее, как созревает разум, теряя детскую наивность. Нельзя сказать, что из нее выходило детство: детство было чем-то, чего она никогда не ощущала.
— Все? — спросила Корэл.
— Да, сеньорита.
— Точно?
— Да, сеньорита.
Но она должна была убедиться сама. Прежде Корэл всегда работала охотно — ничего не делалось без нее; но сегодня ей хотелось лечь и уснуть; если не все бананы будут отправлены, виноват будет отец. Она подумала: нет ли у нее температуры — на горячей земле ногам было так холодно.
«Ладно», — подумала она и, перемогая себя, пошла в сарай, отыскала фонарик и включила его. Там, казалось, было совсем пусто. Но она никогда не бросала дело на половине. Корэл прошла к задней стене, держа фонарик перед собой. Откатилась пустая бутылка — она посветила на нее: «Сервеса Монтесума». Затем свет фонарика упал на заднюю стену: внизу, почти у самой земли, кто-то начертил мелом каракули; она подошла ближе: несколько маленьких крестов попало в круг света. Должно быть, он лежал среди бананов и пытался — механически — писать что-то, чтобы совладать со страхом: это единственное, что занимало его мысли. Девочка стояла со своей новой болью и смотрела на крестики; пугающая новость заполнила собой утро; сегодня все, казалось, было особенным.
Начальник полиции играл в баре в бильярд, когда его отыскал лейтенант. Лицо шефа было обвязано носовым платком, он надеялся, что это облегчит зубную боль. В момент появления лейтенанта он натирал мелом кий, готовясь к сложному удару. Позади на полках стояли бутылки с содовой и желтым безалкогольным напитком — сидралом. Лейтенант остановился в дверях с недовольным видом: зрелище было позорным; ему хотелось искоренить в штабе все, что могло бы вызвать насмешки иностранцев.
— Могу я поговорить с вами? — спросил он.
Шеф поморщился от внезапной боли и с необычайной прытью поспешил к двери. Лейтенант взглянул на его счет. Его отмечали кольца на веревке, протянутой через комнату. Шеф проигрывал.
— Вернусь, — сказал он и пояснил лейтенанту: — Не хочу открывать рта.
Когда они толкнули дверь, кто-то поднял кий и украдкой отодвинул назад одно из колец начальника.
Они шли по улице рядом: толстый и тощий. Было воскресенье, и магазины закрылись в полдень — только это и сохранилось еще от прежних времен. Колокола нигде не звонили. Лейтенант спросил:
— Вы видели губернатора?
— Да. Вы можете делать все, что угодно, — ответил шеф. — Все, что угодно.
— Он вам разрешил?
— На одном условии. — Шеф снова поморщился от боли.
— Каком?
— Если не поймаете его до дождей, отвечать будете вы.
— Если я отвечаю только за это… — мрачно проговорил лейтенант.
— Сами напросились.
— Я доволен.
Лейтенанту казалось, что все, чем он дорожит, брошено теперь к его ногам. Они миновали новое здание Синдиката рабочих и крестьян. В его окне были помещены два издевательских плаката: на одном священник ласкает женщину в исповедальне, а на другом — потягивает церковное вино.
— Скоро мы сделаем эти картинки ненужными, — сказал лейтенант. Он посмотрел на плакаты глазами иностранца: они показались ему варварскими.
— Почему? Они забавны, — сказал шеф.
— Придет день, когда забудут, что здесь когда-то существовала Церковь.
Шеф ничего не ответил. Лейтенант знал, что начальник считает все это чепухой.
— Какие будут приказания? — спросил он резко.
— Приказания?
— Вы мой начальник.
Шеф молчал. Он следил за лейтенантом хитрыми глазками.
— Вы знаете, что я вам доверяю. Действуйте, как считаете нужным.
— Вы дадите письменное подтверждение?
— Нет необходимости. Мы друг друга знаем.
Всю дорогу они препирались из-за полномочий.
— Вам губернатор дал какое-нибудь письменное распоряжение?
— Нет, он сказал, что мы друг друга знаем.
Лейтенант уступил, потому что из них двоих он один был заинтересован в этом деле. К своей карьере он относился равнодушно.
— Буду брать заложников в каждой деревне, — сказал он.
— Тогда он не будет останавливаться в деревнях.
— Вы что, воображаете, будто они не знают, где он? — ядовито проговорил лейтенант. — Он должен встречаться с ними, иначе каков для него смысл во всем этом!
— Действуйте, как знаете.
— Я буду расстреливать столько, сколько потребуется.
— Немного крови никогда не повредит, — ответил шеф с напускной гордостью. — Откуда начнете?
— Думаю, с его прихода, с Консепсьона. А потом, вероятно, с его родных мест.
— Почему оттуда?
— Там он, скорее всего, считает себя в безопасности. — Лейтенант мрачно шагал мимо закрытых магазинов. — Пусть погибнет несколько человек, дело стоит того, но, как вы думаете, поддержит меня губернатор, если в Мехико поднимут шум?
— Вряд ли, — сказал шеф. — Но это то, чего… — Он остановился от приступа боли.
— Это то, чего я хотел, — сказал лейтенант.
Он направился к полицейскому участку один, а начальник вернулся в бильярдную. На улице было мало народу: слишком жарко.
«Если бы только у нас имелась хорошая фотография», — думал лейтенант. Он хотел знать, как выглядит его враг.