«Откуда он знает про Герду? Как ему известно про гитару? Он следил за ними, наблюдал, изучал их жизнь и параллельно с этим составлял для себя список вопросов? – Это одна из ясных мыслей пронеслась перед Каем. – А может, он заходил в нашу квартиру, когда нас там не было? Открывал наши шкафы, трогал своими грязными руками вещи? Всё это время мы беззаботно продолжали ходить на работу, готовить ужины и смотреть сериалы, а под нашими ногами уже начинала проваливаться земля. И эта распахнувшаяся яма, эта тайная слежка привела нас в гости к маниакально озабоченному выродку!»
Больше мыслей не было. Как и пальцев. Маленькие гильотины лишали его не только пальцев, но и частичек здравого рассудка. Сознание и чувство реальности выплёскивались вместе с кровью и стекали по светлой джинсе.
Всё это время Купидон безостановочно говорил:
– …но нас с вами ещё ждёт восхождение на Эмпирей любовного наслаждения, поэтому мой долг задать тебе следующий вопрос. Как у тебя с итальянским, Кай? Сумеешь перевести: «Lasciate ogni speranza»?
Он ах вспыхнул от негодования и одновременно вздрогнули все свежие обрубки. Подобный вопрос был самой настоящей издёвкой. Издевательством было в месте, подобном этому, дразнить его конкретно этой фразой. Конечно, Кай знал перевод, к тому же осознанно или нет, но Купидон подсказал ему, где искать ответ. Слово «Эмпирей» ему встречалось лишь в одном произведении.
Отчего же в храме любви эта самая надпись не выбита горящими буквами над входом?
– Оставь надежду навсегда3… – Проговорил Кай вяло, пусть внутри него и происходило эмоциональное извержение. Возможно, именно внутренняя злость являлась тем спасательным кругом, не дающим ему полностью погрузиться в пучину красной боли.
– Мне грустно и радостно вопрос за вопросом констатировать верность даваемых тобой ответов, но таково испытание. И я знаю, что поступаю верно. И вы, оба, тоже сможете понять это, когда пройдёт время. Боль и недуги покидают тела, а вот перенесенный опыт и пройденный урок навсегда остаются с человеком.
– Да пошёл бы ты… – Вжик. Заточенное сердце разрывает сустав.
Путы на ногах немного ослабели, Кай изо всех сил бьётся коленом о плоскость столешницы. Сильнее, сильнее, сильнее… Лишь на мгновение избавиться от грызущего ощущения в руках, лишь бы боль переместилась в другое место… От его толчков собравшаяся на столешнице кровь приходит в движение, теперь не только струйки – полноценные потоки разбрызгиваются вокруг приделанного к полу стула. Кай хватается зубами за верхнюю пуговицу своей рубашки и отрывает её вместе с клоком ткани, он пытается прокусить плечо, пытается сделать себе больно в другом месте… Три, четыре, пять пальцев – ему не принадлежащих, чужих, ненужных – падают и слегка подпрыгивают на бетонном полу. Фантомная боль тянется за ними, он всё ещё связан со своими пальцами, длинная нервная нить передаёт в его увечные руки взрывающие мозг, отупляющие вспышки…
Он не слышит, он не реагирует, он – лишь впитывает в себя страдания, и через пелену ватного оцепенения, сквозь барьеры оборванных чувств, поверх его жалкого, распадающегося и отмирающего разума пробираются слова. Механические, монотонные, грубые они упрямо вдалбливаются к нему в голову, пока количественно не наполняются смыслом.