Сила Мира

— И мне это очень не нравится, — встревает Лалика. — Вам не кажется, господа, что на этом поле друг становится врагом, как только исчезает общий враг?

— Ну, ты загнула, Лали! — неодобрительно поджимает губы Амме. — С чего бы тем, кто нам только что помог, нападать на незнакомых людей?

— Ты еще в Саггарде заподозрила бы, что они предадут? — вопрошаю я.

— Правда твоя, — оправдывается Амме. — Нет… И про Аэллу с Неккарой тоже…

Может быть, она хотела сказать что-нибудь еще. Может, даже гениальную вещь, которой дивились бы мудрецы грядущих столетий. Ничего этого мы не узнаем: в следующий миг накопитель магии таки не выдерживает. Вырвавшаяся из-под контроля магия выдает на-гора не просто вал огня, ударную волну и прочие прелести обыкновенного взрыва, а кое-что похлеще. Локальный конец света с доставкой на дом. Получите и оплатите квитанцию, жаль, оплачивать придется даже не кровью — жизнью и особенно посмертием.

Крестьяне, деревенские знахари и прочий некомпетентный люд полагает, что наш с Мелхиседеком Владыка — бог тьмы, зла, холода. Бог зла (так же, как бог добра) — это чушь. Ему пришлось бы постоянно делать зло, а если вдруг кто-нибудь из слуг заслужит награду? Кнут без пряника и пряник без кнута — полная ерунда. Не работает.

То же самое — с холодом. Некоторые наши заклятия, как и в любой другой системе, используют стихию огня. А холодный огонь это… хм… Например, как горячий лед или шлюха-девственница. Тоже чушь собачья.

А вот бог тьмы — пожалуй, в точку. В отличие от света, Тьма не нуждается в источнике. Она не рождена. Значит… Вот именно, значит, Тьма была до того, как создали Свет. И из Нее родился Предвечный, Бог Богов Ноэрос, создатель Света, а уж Он то и другое разделил. И Свет отдал Аргишти, а Тьму — Лиангхару. Еще он сотворил Амриту, и ей досталась сила Жизни. Потом уже Аргишти породил Богов Третьего поколения, и они все вместе создавали, каждый, что называется, в меру своей испорченности, наш Мир. Потому Мирфэйн такой пестрый и разнообразный.

Все это общеизвестно… То есть, известно всем жрецам всех Храмов. Как слуга Владыки, я должен был бы радоваться пришествию настоящей, антрацитово-черной Тьмы, какая была до Света и пребудет после Него. Но то, что, простите, поперло из созданного взрывом накопителя пробоя в ткани мироздания, не имеет ничего общего с Тьмой. Со Светом, впрочем, тоже. Не-Тьма и не-Свет. Ничто, и в то же время Нечто.

Я был дураком, открывая Врата иномировой нечисти. Но наш нежданный, негаданный союзник — дурак еще больший. Он повторил мою глупость.

А может, и не дурак, если его цель изначально опрокинуть многострадальный Мир в пропасть. Увы, скорее второе: обладающий такой Силой не может быть дураком. И теперь (радость-то какая, Единый меня побери) мы имеем удовольствие созерцать вторые Врата. Знать бы еще, Врата куда?

Впрочем, ехидные мысли приходят потом. Пока я судорожно цепляюсь за развороченную тушу «слоночерепахи». С правой ноги срывает сапог — он летит над изуродованными, обугленными тушами и исчезает в одном из протуберанцев «тьмы».

— Левда-а-аст!!!

Лалика! Амме повезло — в первый миг зацепилась ногой за какую-то тушу, а потом хватило ума обнять мертвую тварь, пачкаясь во внутренностях и задыхаясь от вони. Тушу тоже поволокло к не-Тьме, но она зацепилась за труп покрупнее и остановилась. А вот Лалика…

Подгоняемая неистовым ветром, девчонка кубарем катится навстречу клубящемуся мраку. Что во Тьму упало, то пропало — учат в Великом Храме перспективных Младших Убийц. Эта штука ничего общего с классической Тьмой не имеет, но жадна не меньше. Если Лалику не перехватить…

Страшно оторваться от спасительной земли, когда над головой вижит картечь и свистят стрелы. Но стократ страшнее — когда ураган в спину сам бросает навстречу смерти. И все-таки я вскакиваю и, обдирая необутую ногу и ладони (ветер валит наземь, но стоит встать — и снова бросает вперед) о шлак и мертвые туши, мчусь вслед за Лаликой.

— Стой, дурак! — кричит Амме. Каждая женщина боится за своего любимого, если тот на войне. Ей можно. Но если будет бояться мужчина, страхи женщины сбудутся. Обратно его принесут. Я даже не оборачиваюсь, стремясь не ухнуть в образованные магической бойней воронки и не переломать руки-ноги.

До чудовищной черноты уже несколько шагов. Сердце гложет дикий, иррациональный ужас. Я был прав — на Мир надвигается Ничто. Абсолютный распад. Даже не на атомы — на что-то еще более мелкое и элементарное. То, что уже никогда не будет Миром, и от этого трясутся поджилки даже у меня. Но остановиться нельзя. Я помню сладость твоего тела, Лалика, пусть это было и не по-настоящему. И если после такого дара дам тебе пропасть, то недостоин называться и Рабом Лиангхара.

Лалика пытается удержаться за чей-то шипастый гребень, но шипы рассекают нежную кожу, и руки, пятная кровью мертвую тушу, срываются. Лалика летит прямо в пасть бездне. Не отдавая себе отчет в том, что делаю, я совершаю безумный прыжок. Безумный — ибо малейшая ошибка бросит меня в пасть голодной пустоте.