А вы?» Прихожане не выдерживают и хохочут. Вся деревня могла видеть, как баба Тося, наподобие хорошего бегуна-спринтера оторвавшись от процессии, бодро шлепала калошами по весенней грязи, держа за кольцо фонарь (а красивый купили, совсем сказочный, как старинный) и весело помахивая им, как авоськой.
Закончилась служба. Баба Тося чистит подсвечник. Пальцами тушит свечи, пальцы в воске. «Тось, расскажи, как ты сына от войны вымолила!» — «Да ну вас, сто раз слышали!» — «Нет, расскажи!»
Тося вздыхает и рассказывает.
— Сына моего Серегу взяли в армию. Тогда ж молчали про Афган, ничего не говорили. То есть все знали, конечно, но вслух говорить не разрешалось. И как-то Серега смог со знакомым весть на словах передать: все, мать, меня в Афган везут, уже обучают, ну как там у них называл ось-то это учение… Я плакать. И молиться стала. Просто молюсь постоянно. Иду корову доить — молюсь, иду на работу — молюсь, все время плачу и молюсь, плачу и молюсь не переставая, остановиться не могу ни днем ни ночью. Господи, помоги! Пресвятая Богородица, помоги!
И вот — письмо приходит. Живой. А потом и сам вернулся. И рассказал. Прямо перед самой отправкой в Афган вдруг подъехал какой-то там начальник. Всех построили. Он назвал две фамилии, одну — моего сына, и велел им выйти из строя. Так вот, всех отправили на войну, а этих двоих назад вернули! Петька, младший сын, мне тогда говорит: мам, это ты его вымолила! Да, говорю, вот вымолила!
Баба Тося победно улыбается и возвращается к подсвечникам. «Ух ты, как закапано сегодня…»
Небесный покровитель
Святой князь Александр Невский! О нем написано столько замечательных книг! Не случайно ведь он назван «именем России» — самым популярным русским историческим деятелем всех времен… Но сегодня о нем дерзают писать и говорить немало нехорошего. Чего только стоит одна лишь передача по телевизору «Суд истории», где разбиралось «дело»… святого князя! От этого просто не знаешь куда деваться.
А он — с нами. Всегда.
* * *
Мне двенадцать. Меня привезли в Питер. Семья родственников ведет себя чопорно, и я от мамы слышу: «ты меня позоришь» чаще, чем свое имя. Впрочем, тогда я ненавидела лютой ненавистью и свое имя. Зовут — значит, сейчас получу по полной. И так еще холодный пот не высох — только что с троюродными шебутными братцами кидались шариком на резинке, Ромка не поймал — шарик отскочил в хрустальную рюмку, и мама так на меня оглянулась… — я с перепугу не могла даже реветь. Надо понимать, что мама приезжала ко мне два раза в год и я очень дорожила каждой минутой, когда она была рядом. И как больно было сознавать, что я все время не соответствую ее ожиданиям, все время делаю все не так…
Однако тетя Рита и ее мать (родная сестра моей бабушки) чем-то отвлекли мою дорогую мамочку, и я, в линялом клетчатом платье, которое уже заметно мало мне, остаюсь с братьями. Сашка младше меня на два года, Ромка — на три. Они вытаскивают какую-то игру: «Смотри, вот сюда фишку, вот сюда кубик, это надо магазин купить — эээ, плати сто рублей!»
«Плати сто рублей» — это любимая присказка «упакованных» толстоморденьких братьев. У них я впервые в жизни увидела на столе сервелат. «Юлька, не ешь эту колбасу, она рыбой воняет!» — кричали мне через стол братья. «Вот, от деликатесов нос воротят», — вздохнула тетя Рита. Я подмигнула тете, положила кусочек сервелата на гренку, откусила и зажмурила глаза: «М-м-м-м, объедение!» Через минуту братья наперегонки уплетали экзотические бутерброды из гренок, а все взрослые наперебой меня хвалили. Ну… почти все. Кроме мамы.
Очередной день в Питере. Мама с тетей Ритой где-то были, мне не до этого, мы с братьями спорим. На разные темы. В том числе на такие, о которых взрослым лучше не знать. Взрослые сами по себе, мы сами по себе. Но тут я понимаю, что мы куда-то должны ехать. Куда, мам?
— В Александро-Невскую лавру.
Я знаю, что был такой герой Александр Невский, я всегда его очень любила. Но лавра? Семья наша — сплошь воинствующие атеисты. И меня так воспитывали. Помню, мама в очередной свой приезд упомянула, что один монастырь вновь открылся. Дед сказал: «Эх!» — и ушел, бабушка сморщилась брезгливо, а я, мозглявка этакая, заявила:
— Неужели кто-то еще уходит в монастырь?
Мама устало посмотрела на меня.
— Знаешь ли, дочка… В этом монастыре монахини — очень умные, интеллигентные женщины. Многие — с высшим образованием. И они очень обиделись бы, услышав твои слова.
И я впервые в жизни задумалась. А в душу будто бы хлынула река, которую долго сдерживала плотина. Стало ясно: я всегда знала, что Бог есть. Просто повторяла то, что мне изо дня в день говорили, не понимая, что слова имеют значение. А Бог — Он всегда есть, и был, и будет.
С тех пор мы с мамой «диссидентствовали». Я запросто смотрела фото храмов и икон в маминых книгах. Не более того: мама сама, как я тогда считала, была неверующей. И вот теперь она звала меня в лавру. Смелая мама, не боится бабушек-дедушек!
— Мам, мам, а что делать там?
— Креститься. Тебя крестят. И мальчишек тоже.