"Сила молитвы" и другие рассказы

Николай Семенович, в народе Коля Сенин, авторитетом особым не пользуется, но какая-никакая власть, бригадир, и очередь дружно расступается. Колька укладывает в сумку десять бутылок дешевого молдавского вина (в котором, если встряхнуть бутылку, плавают какие-то хлопья), туда же кладет две буханки ржаного хлеба и, больно ущипнув за мягкое место стоящую у дверей незамужнюю соседку свою Зойку, под дружный смех очереди и Зойкины вопли выскакивает из магазина, молниеносным движением отвязывает от изгороди коня, взлетает в седло, с места срывается в карьер. И вовремя! Зойка на доли секунды опаздывает, и увесистый деревянный засов от оконной ставни пролетает за Колькиной спиной. Зойка, ругаясь и потирая пострадавшее место, возвращается в магазин, успокаивается и уже вместе со всеми смеется над Колькиной выходкой.

Без очереди продвигают к прилавку и смущенного дедушку Глеба. Дедушке далеко за восемьдесят, но он каждый день приходит в магазин за два километра, укладывает в полинявший от времени холщовый мешок, называемый в деревне котомкой, свои покупки, с помощью бабушек пристраивает ее за плечами и отправляется в обратный путь неторопливой, осторожной походкой, поклоном отвечая на приветствия встречных людей. Иногда останавливается для недолгого разговора с кем-нибудь, чтобы подробнее узнать деревенские новости и по возвращении домой все в лучшем виде доложить супруге своей бабке Марье. Старики живут дружно благодаря добродушному и мягкому характеру дедушки Глеба. Бабка Марья взрывная и очень ругливая, пилит деда по любому поводу и совсем без повода, он же спокойно делает свои дела, пропуская мимо ушей все бабкины стенания и не ввязываясь ни в какую дискуссию с ней.

С годами дедушка Глеб почти не меняется. Спустя много лет проходя мимо его дома, мы, уже взрослые, видим дедушку, сидящего на лавочке с соседкой бабой Анной. Она что-то громко говорит ему, а он с мягкой и доброй улыбкой тихонько отвечает. Он все такой же, с аккуратной бородкой, тихим голосом и чистым, светлым взглядом.

Останавливаемся, здороваемся. Дедушка пристально смотрит, не узнаёт, оправдывается:

— Глаза совсем плохо видеть стали, не разгляжу, чьи будете.

Бабка громко объясняет:

— Да Густины они, младший Густин, а другой — сын Володькин, внук Густин. — И, обращаясь к нам, интересуется: — Далеко ли направились?

— Сереже, брату, помочь надо. Вчера проводку не успели в доме доделать, а завтра уезжать надо — отпуск закончился.

— Уж воротились бы вы обратно. Ильин день сегодня, праздник большой. Илья-то не любит, когда в этот день что-то большое делают, строгий он очень. Вон и мы с дедом полдня на лавке сидим да про всякое вспоминаем. За жизнь-то много всего случилось, вот и перебираем, не делаем ничего. И вы послушайтесь меня, старую, воротитесь обратно. Да и Густя-то вас как отпустила?

— Тоже не отпускала, но работу закончить надо. Уедем завтра утром, кто доделает? А Илья-то, может быть, и не заметит, — пошутили мы, прощаясь со стариками.

Прибыв на место, зашли в дом, попили чайку и споро приступили к работе. На дружный стук молотков тут же явилась любопытная соседка тетя Вера и с порога пошла на нас в атаку:

— Вы что, ошалели совсем?! В Ильин день молотками молотят!.. Сейчас же отступитесь от работы. Чай сидите пейте или бражки принесу. Бражка у меня с хреном, ядреная.

Ядреной бражки с хреном нам не хотелось, а чай мы уже пили, да и дел-то оставалось совсем ничего. Поэтому, не вступая ни в какие переговоры с всё знающей тетей Верой, мы еще дружнее принялись за дело.

Оскорбленная нашим невниманием, соседка хлопнула дверью и уже с улицы в открытое окно провещала:

— Вот поглядите: не кончится добром ваш энтузиазм! — и, довольная удачной фразой, скрылась за своей калиткой.

Мы же, облегченно вздохнув, быстро закончили работу, проверили еще раз, все ли правильно сделали, включили автоматы. Все работало безукоризненно четко и правильно. Довольные результатом трудов своих, быстро собрали инструменты и двинулись к выходу.

Взгляд мой случайно наткнулся на торчащий под потолком гвоздь. Я взял молоток-гвоздодер, лихо запрыгнул на массивный, еще дедом сработанный стол и, ухватив гвоздь, потянул его на себя.

Очнулся на полу. Надо мной склонилось бледное, испуганное лицо племянника и злорадно-торжествующее — тети Веры. По лицу моему струйкой текла кровь, во рту было липко и солено. Массивный дедов стол, на котором мы работали два дня, почему-то опрокинулся, а я при падении сильно поранил лицо острым концом гвоздодера.

Энтузиазм наш, как и предрекала соседка, добром не кончился, а святой Илья Пророк и вправду оказался очень строгим, хотя по ходу дальнейших событий и смягчился.

В городской больнице, куда меня доставили, врач в отделении скорой помощи посетовала, что дежурный травматолог очень неопытный и швы наложит плохо, но другого, к сожалению и к моему несчастью, нет.