Но, конечно, если так пойдет и дальше, придется думать над созданием детектора Искажений. Я не артефактолог и не знаю тонкостей. Возможно, в Спецкорпусе с этим смогут помочь.
— Благодарю, дорогой племянник, — великий князь даже смог выдавить из себя улыбку. — Мне будет спокойнее, если вы сможете осмотреть комнаты сегодня.
— Нет проблем, — ответил я.
— Со своей стороны я свяжусь с людьми из Третьего и Четвертого отделений, — продолжил дядя. — Слуги будут допрошены, будет организован рейд в места продажи артефактов. Насколько мне известно, у Особого отдела уже есть кое-какой прогресс относительно этого вопроса. Полагаю, мое личное обращение к его светлости князю Мещерскому ускорит процесс.
О, еще как! Да и «Тройка» всех простимулирует. Они умеют. А Канцелярия Зимнего и вовсе может нахлобучить кого угодно, так что у господ сыщиков выбора нет.
— Дворцовые меры безопасности будут усилены, также я требую строжайшего соблюдения правил, — добавил дядя. — Впрочем, теперь, как я полагаю, мало у кого из моих детей возникнут вопросы относительно целесообразности подобных мер.
— Отец, мне очень жаль, — всхлипнул Александр.
— Знаю. И у меня будет просьба к ее светлости, — дядя обернулся к моей матушке. — Анна Николаевна, вам пора вернуться в свет. Но вернуться таким образом, чтобы сохранить полный нейтралитет относительно нашей семьи.
Светлейшая княгиня криво улыбнулась.
— Хотите поймать врага на живца, дорогой брат.
— Хочу понять, кто будет в вас заинтересован. Широкой общественности неизвестны наши с вами договоренности. Если Алексей Иоаннович подтвердит свой Черный Алмаз, то силу в лице рода Николаевых захотят получить в первую очередь те, кто заинтересован в свержении нашей ветви.
Что ж, в целом логично. О том, что наша семья так долго была в опале, никто не забыл. А матушка могла парой фраз дать понять, что, например, точит зуб лично на Федора Николаевича.
— У вас, дорогая сестрица, уникальный статус, — продолжил великий князь. — Вы Романова по крови, но остаетесь супругой опального князя. При этом вы имеете влияние, а ваш сын — «алмазник». Тот, кто хочет расшатать трон под государем, точно обратится за вашей поддержкой. Я лишь прошу сыграть роль.
Мы с матушкой обменялись пристальными взглядами, и она наконец кивнула.
— Я согласна, брат. Однако надеюсь, что наши прошлые разногласия будут улажены в приемлемой для моей семьи форме.
— Разумеется, Анна.
Что ж, сделка века состоялась. Не сомневаюсь, теперь мы с матушкой вытрясем из дяди привилегии. А то что-то мой отец засиделся в Гельсингфорсе. Не пора ли ему вернуться в Петербург вместе с Виктором? Возможно, в Сенате освободилась пара мест. Или в Канцелярии… Да и я уже раздумывал о том, как превратить Спецкорпус в эффективную организацию по контролю Искажений…
— В таком случае мы договорились. Каждый занимается своим делом.
— А что делать мне, отец? — спросил Андрей.
Великий князь улыбнулся.
— Быть мной, сын. Там, где меня нет. Защищать семью и государя.
Кузен посмотрел на меня, словно спрашивал, мог ли на меня рассчитывать. Я улыбнулся.
— Если понадобится помощь, я к вашим услугам. А теперь приступим к осмотру комнат…
— Даже не знаю, радоваться или горевать.
Едва водитель заблокировал двери автомобиля и завел мотор, матушка устало откинулась на кожаное сидение.
Я устроился рядом с ней, жалея, что не мог вытянуть ноги на заднем сидении.
— Пока все идет вполне неплохо, как по мне, — отозвался я. — Мы заключили договор, задачи понятны. Главное — мы полезны, и эта польза принесет пользу нам. Уж прости за тавтологию.
— Не думай, что Федор нам безоглядно доверяет.
— И в мыслях не было. Он же не идиот. Просто он в отчаянии. Сначала ударили по цесаревичу, теперь по его сыну. Кольцо сжимается, враг наступает. И самое скверное, что дядя пока что не вычислил этого врага. Нам бы тоже понимать, кто смог так близко к нему подобраться.
— Разумеется, кто-то из своих, — вздохнула светлейшая княгиня и отодвинула перегородку, отделявшую нас от водителя. — Лаврентий, поехали. Я ужасно устала и хочу ванну. А ведь мы собирались отпраздновать твой сегодняшний триумф, Лешенька…
— К черту триумфы. Я тоже хочу ванну. Горячую. И намереваюсь киснуть в ней не меньше часа.
Кабы не белые ночи, ехать нам сейчас по темноте. Но наступил тот самый романтичный период года, когда солнце практически не садилось. Туристы валили толпами в Петербург, чтобы романтично жевать фастфуд в четыре утра, глядя на разведенные мосты, а местные жители закупались светонепроницаемыми шторами, чтобы хоть как-то пережить эти несколько недель. Спать-то надо.
У нас в Выборге было то же самое, мы привыкли. А я лично вообще мог уснуть где угодно, в любое время, при любом освещении и в любой позе. Научился еще послушником при Ордене, чем много раз пользовался.
— Пробка, ваша светлость, — обратился к нам Лаврентий. — Мост стоит… Может мне ведерко достать, ваша светлость?