Сентябрь в Париже прошел великолепно. Никогда мы с Олгреном так хорошо не понимали друг друга. В следующем году я поеду в Чикаго: прощаясь с Олгреном, я была уверена, что снова увижу его. А между тем сердце у меня сжалось, когда я провожала его в Орли. Он прошел таможенный контроль и исчез: это казалось настолько невозможным, что возможным становилось все, даже – и это, пожалуй, главное – никогда его больше не увидеть. В Париж я возвращалась на такси: мелькавшие наверху красные огни пророчили мне страшное несчастье.
Я ошиблась. Первое письмо Олгрена было преисполнено радости. Во время остановки в Гандере из одного журнала он узнал, что получил Пулицеровскую премию. Коктейли, интервью, радио, телевидение: Нью-Йорк чествовал его. Один друг отвез Олгрена на машине в Чикаго. Он радовался своему путешествию в Европу и радовался возвращению домой. «Мы ехали всю субботу и все воскресенье, – писал он мне, – и это было чудесно: вновь увидеть американские деревья, огромное американское небо, огромные американские реки и долины. Америка не такая красочная страна, как Франция, она не берет вас за сердце, подобно маленьким красным крышам, которые видишь, когда подъезжаешь к Парижу на поезде или пролетаешь над ними в самолете Марсель – Париж. И не такая ужасная, как Марракеш с его серо-зеленым светом. Зато она обширна, там тепло и легко, спокойно, и дремотно, и неспешно. Я был доволен, что принадлежу ей, и почувствовал некое облегчение при мысли, что, куда бы я ни поехал, в эту страну я всегда смогу вернуться».
Он повторял, что ждет меня, и я снова прониклась уверенностью.
Первый том «Второго пола» был опубликован в июне; в мае в «Тан модерн» появилась глава о «сексуальном посвящении женщины», за которой в июне и июле последовали главы, где говорилось о «лесбиянстве» и о «материнстве». В ноябре у Галлимара вышел второй том.
Я уже говорила, как зачиналась эта книга: почти случайно. Решив рассказать о себе, я поняла, что мне следует описать положение женщины. Сначала я рассматривала мифы, созданные мужчинами, на основании космологии, религий, суеверий, идеологий, литератур. Я пыталась упорядочить открывшуюся мне картину, на первый взгляд противоречивую; в любом случае мужчина представлял себя Субъектом, а женщину рассматривал как объект, как Другого. Такое притязание объяснялось, разумеется, историческими обстоятельствами, и Сартр сказал мне, что я должна указать также на психологические мотивы этого явления. Мы долго все обсуждали, я колебалась, ибо не собиралась писать столь объемную работу. Однако мое исследование мифов действительно повисало в воздухе, если не раскрыть, какую реальность они прикрывали. Поэтому я погрузилась в книги по истории и психологии. Компиляцией я не ограничивалась, ибо сами ученые, причем и того и другого пола, оказались пропитаны мужскими предрассудками, за их толкованиями я пыталась отыскать точные факты. В историческом плане я выделила несколько мыслей, которых не встречала нигде: историю женщины я связала с историей наследства, то есть она представилась мне откликом на экономическое развитие мужского мира.
Я стала по-новому смотреть на женщину, и моему удивлению не было предела. До чего же странно и увлекательно в сорок лет открыть вдруг определенный аспект мира, который буквально бросается в глаза, хотя никто его почему-то не замечает. Одно из недоразумений, которое породила моя книга, заключалось в том, что все поверили, будто я отрицаю всякое различие между мужчиной и женщиной; напротив, я определила, что именно их разделяет, только я утверждала, что это несходство культурного порядка, а не естественного. Я попыталась последовательно рассказать, каким образом оно создается от самого детства до старости. Я рассматривала возможности, которые этот мир предлагает женщинам, и те, в которых он им отказывает, навязанные им ограничения, их удачи и неудачи, их уход в сторону и самореализацию. Так я выстроила второй том: «Прожитый опыт».