Сила обстоятельств

В тридцать лет я была бы удивлена и даже раздражена, если бы мне сказали, что я стану заниматься женскими проблемами и что самыми вдумчивыми моими читателями станут женщины. Я об этом не жалею. Для них, разобщенных, страждущих, обездоленных, более, чем для мужчин, значимы ставки, выигрыши и проигрыши. Они меня интересуют, и я предпочитаю с их помощью иметь на мир пусть ограниченное, но прочное влияние, а не плыть до бесконечности по течению.

* * *

Стояла еще хорошая, очень жаркая погода, когда в середине октября я вместе с Сартром снова приехала в Кань. Опять та же комната и наши завтраки на моем балконе, стол из блестящего дерева под маленьким окошком с красными занавесками. Работа Леви-Строса только что появилась, я написала о ней рецензию в «Тан модерн». И принялась за роман, о котором давно уже думала. Я хотела вложить в него все: мои взаимоотношения с жизнью и смертью, со временем, с литературой, любовью, дружбой и путешествиями. Хотела также изобразить других людей, а главное, рассказать эту жгучую и печальную историю – послевоенное время. Я набрасывала слова – начало первого монолога Анны, но чистые листы бумаги вызывали у меня головокружение. Сказать было что, но как за это взяться? То была не работа крота, о нет! Я ощущала возбуждение и страх. Сколько времени продлится эта авантюра? Три года? Четыре? Во всяком случае, долго. И к чему я приду?

Чтобы отдохнуть и подбодрить себя, я читала «Дневник вора» Жене, одну из самых прекрасных его книг. И гуляла в окрестностях с Сартром.

Вскоре после нашего возвращения в Париж вышел третий том «Дорог свободы» – «Смерть в душе». Я предпочитаю его первым двум. Роман, однако, имел меньший успех, чем предыдущие. «Это продолжение, но не конец, и публика медлит покупать его», – сказал Гастон Галлимар, который хотел выпустить его вместе с последним томом. На читателей, безусловно, повлияли и критики. Сартр шокировал правых, показав офицеров, которые удирали, бросив своих солдат. Он возмутил и коммунистов, потому что французский народ – и гражданские и военные – представал пассивным и аполитичным.

Камю вернулся из Южной Америки, он переутомился и вечером, на генеральной репетиции «Праведных», выглядел очень усталым; однако его теплый прием воскресил лучшие дни нашей дружбы. Прекрасно сыгранная пьеса показалась нам академичной. С улыбчивой и скептической простотой Камю пожимал руки и принимал похвалы. К нему устремилась сгорбленная, помятая, в безвкусных побрякушках Роземонда Жерар: «Это мне нравится больше, чем «Грязные руки», – сказала она, не заметив Сартра, которому Камю послал заговорщическую улыбку со словами: «Одним ударом двух зайцев!», ибо он не любил, когда его принимали за соперника Сартра.

Мы посетили мастерскую Леже; он подарил Сартру картину, а мне – очень красивую акварель. После Америки его картины приобрели гораздо больше тепла и красок, чем прежде. Музей современного искусства представил большую коллекцию картин Леже; чуть позже я видела там скульптуры Генри Мура.

С тех пор как у него не было своего театра, Дюллен совершал изнурительные турне по Франции и Европе. Камилла не облегчала ему жизнь, так как у нее были трудности со своей собственной жизнью и она слишком много пила. Доведенный до изнеможения, разбитый, Дюллен стал испытывать такие сильные боли, что его отвезли в больницу Сент-Антуан; ему вскрыли живот и тут же зашили: оказалось, это рак. Пока он агонизировал, два журналиста из «Самди суар» ворвались к нему в палату, выдав себя за его учеников. «Убирайтесь!» – взвыл Дюллен, но они уже успели сделать снимки. Такой поступок всех возмутил, и «Самди суар» жалобно оправдывалась. После двух или трех дней борьбы Дюллен скончался. Я давно не видела его. Он был в возрасте, больной, его конец не казался таким трагическим, как у Бурла, но о Дюллене я хранила волнующие воспоминания. Отвалился целый кусок моего прошлого, и у меня появилось ощущение, что подступает моя собственная смерть.

Во время традиционного нашего уединения в Ла-Пуэз Сартр работал над предисловием к сочинениям Жене, об этом попросил его Галлимар. Я просматривала перевод книги Олгрена и занималась своим романом. Даже в Париже мало что отвлекало меня от этой работы.

В феврале друзья и ученики устроили в театре «Ателье» вечер памяти Дюллена. Мы поехали за Камиллой к ней домой. Дверь нам открыла очаровательная Ариана Борг, вид у нее был подавленный. Для храбрости Камилла выпила красного вина. Непричесанную, с искаженным лицом, в слезах, мы почти несли ее из такси в ложу, где она спряталась, рыдая на протяжении всей церемонии. Салакру и Жюль Ромен произнесли по короткой речи, один актер прочитал послание Сартра. Ольга, в костюме, очень хорошо сыграла сцену из «Мух». Мы услышали записанный на пленку голос Дюллена, он читал монолог из «Скупого».