Сила одного

Подъехав к широким, почему-то наглухо закрытым изнутри воротам, тяжелый “Урал” наконец остановился. Из кабины выпрыгнул старшина, из кузова высыпались солдаты. Подойдя к большим и, по— всей видимости очень прочным воротам, старшина нажал на какую-то кнопку. Прошла минута, другая, наконец послышался лязг тяжелых замков, и ворота открылись. За ними стояли двое коренастых, коротко подстриженных парней— видимо, охранников. О чем-то коротко переговорив со старшиной, они расступились, уставившись на проходивших в ворота солдат. Острый взгляд одного из них Данко почувствовал на себе— парень внимательно осматривал его глаз. У Данко появилось смутное чувство, что он этого парня уже где-то видел. Но где?

Старшина провел их в одну из громадных пристроек и назначил им “фронт работы”— всю внутренность дачной пристройки предстояло отчистить от всякого оставшегося от строителей железного. Деревянного и кирпичного хлама. А хлам этот лежал в пристройке почти до потолка. Увидев этот так называемый “фронт работы”, Малыш уныло присвистнул. Однако, как оказалось, старшина совсем не собирался собственноручно командовать ими и стоять у них над душой. Распорядившись, что, куда, и как нужно отнести, он вместе с обоими короткостриженными охранниками направился в сторону дачи, бурно о чем-то с ними переговаривась.

— Да-а, опять это “пахалово”…— сплюнув и глядя, как пятеро “салаг” и “черпаков” принялись за работу, выругался Малыш. — И на “гражданке”, когда уволимся, нас ждет тоже самое! Работа, работа, с утра до вечера, а получаешь за это— копейки!

— Многие так живут… — пожал плечами Данко.

— Многие, но не все! И я тоже так жить не хочу! Не хочу загибаться с восьми до шести, получать за это жалкие гроши, тянуть от зарплаты до зарплаты и выбирать купить жене перчатки или себе— носки. Вон мой отец всю жизнь пахал на заводе, и что? Пьет уже не только по выходным, но и каждый день после работы. Нажрется, как свинья. И скандалит с мамкой— голова идет кругом! Я не помню, чтобы у меня в детстве было то, что было у других детей— сынков этих богатых козлов, которые только и делали, что хвастались своими шмотками, раскатывали на крутых тачках и имели самых красивых девчонок! А ты сидишь без гроша в кармане, смотришь на все это и думаешь: для чего придумали такое бесполезное слово, как “справедливость”? Одни— пашут как проклятые, от зари до зари, но не имеют от жизни ничего, а другие, как свиньи, — только жрут, пьют, ничего не делают, зато все имеют. Скажи мне: в чем здесь дело?

— Хочешь знать ответ? Возьми “Капитал” Маркса и прочитай. Там все про это сказано…

— Не буду я читать эту тягомотину! Ты сам-то ее читал?

— Нет.

— Вот видишь! Откуда же ты знаешь, про что там сказано!

— Потому что все это: богатые и бедные, счастливые и несчастные, жестокие и безответные, хорошие и плохие— неотъемлемые составные человеческого общества, человеческой жизни. Не мы такие— жизнь такая! Несправедливая и жестокая для одних и легкая и сладкая для других. Каждый— выбирает свое! Да, кто-то может пахать всю жизнь и ничего не добиться, а кому-то все падает, словно с неба! Но тут ведь важно и то, на какой “ниве” ты пашешь! Конечно, если ты пашешь на каком-нибудь заводе, тебе никогда в жизни ничего не обломится. Поэтому те, кто хитрее, наглее, никогда и не пойдут на завод. Найдут место, где, может быть, нужно будет врать, воровать или даже убивать, но можно будет грести деньги лопатой. И они будут ради этого делать все! Каждый в этой жизни сам делает свой выбор! Хочешь грабить кого-нибудь, убивать— пожалуйста! Но все же стоит знать. Что деньги в жизни— не самое главное. Главное— покой на душе. Хотя и тут— как посмотреть. У кого нет совести, тот и по горло в грехах будет жить-поживать спокойно. Просто все зависит от самого человека— что для тебя в этой жизни важнее: деньги, душевный покой или что-то другое.

Посмотри: ведь и в армии те же законы! Что мы здесь сейчас делаем? Вкалываем на того, кто в этой жизни наглее, бессовестнее, может быть, предприимчивее.

А дедовщина? Разве ты сейчас, пользуясь своим положением, не облегчаешь свою жизнь, перекладывая труд на других?

— Но ведь я “отпахал”, “отлетал”, в свое время?… — попытался оправдаться несколько притихший Малыш.

— Дело не в этом. Может быть, тот, на чьей роскошной даче мы сейчас пашем, тоже считает, что вдоволь помучился, потрудился, потерпел в свое время, пока дорвался до своего сегодняшнего куска. И поэтому считает, что имеет право заставлять пахать на себя других.

— Еще немного твоих речей, и я, пожалуй, тоже за лопату возьмусь. Начну вкалывать, как “молодой”, вспомню о братстве, равенстве… — заметил Малыш.