Собрав всю свою смелость и пересилив опасение, что заговорить первым означает проявить неуважение, он сказал Бхагавану: «Я хотел бы узнать и ощутить вашу милость, потому что люди по-разному описывают ее».
Шри Бхагаван ответил: «Милость всегда доступна. Если ты не можешь воспринять ее, что я могу поделать?»[91]
И даже после этого Мудальяр не понял безмолвной
упадеши. Он все еще пребывал в замешательстве по поводу того, каким путем ему идти.Вскоре после этого Шри Бхагаван явился ему во сне и сказал: «Пусть твое видение будет цельным, не цепляющимся за объекты, как внешние, так и внутренние. Тогда, по мере исчезновения различий, ты будешь продвигаться вперед».
Мудальяр понял это какуказание, касающееся его физического зрения, и ответил: «Не похоже, что это правильный для меня способ. Если такой святой человек, как вы, дает мне такой совет, то кто же даст мне истинный совет?» Однако Шри Бхагаван уверил его, что это и есть правильный метод.
Сам Мудальяр описывает следующий этап: «Я какое-то время следовал этой
упадете, полученной во сне. Потом мне приснился другой сон. На этот раз Шри Бхагаван явился мне в тот момент, когда рядом стоял мой отец, и спросил: „Кто это?“ Помедлив с ответом и поразмыслив, не скрывается ли в том вопросе какой-то философский подтекст, я ответил: „Это мой отец “. Махарши как-то по-особенному улыбнулся мне, и я добавил: „Мой ответ продиктован общепринятыми представлениями, а не философией“, поскольку я помнил, что я не есть тело. Махарши привлек меня к себе и положил свою ладонь сначала мне на голову, а затем на грудь с правой стороны, нажав пальцем на сосок. Мне было довольно-таки больно, но, поскольку это была его Милость, я молча стерпел это. Я тогда не знал, почему он надавил мне на грудь с правой стороны, а не елевой»[92]. Таким образом, не получив инициации безмолвием, он получил инициацию прикосновением, пусть даже и во сне.Мудальяр был из тех людей, чье рвение и сильное желание приложить все возможные усилия приводит их к идее принять
саньясу. Как и в других подобных случаях, Шри Бхагаван не поощрил этого: «Когда ты здесь, ты избегаешь думать о домашних заботах – так иди же домой и постарайся оставаться там столь же отрешенным и ничем не затронутым».