Сила слова (сборник)

А новые чайники через неделю исчерпали запас прочности. Один, доставшийся отделу снабжения, в первый же день откровенно и пошло украли, а другой, который не взяли мы, расплавился в каптёрке цеха КР/ТД-ПР. Он уже через два дня перестал отключаться самостоятельно. То ли его слишком часто включали, то ли слишком многие совали любопытный нос в чудо бытовой техники и даже пытались его разобрать, как истинные технари, но стал он обычным чайником, который надо вручную отключать при закипании воды. А люди есть люди, включили и пошли, забыв, куда пошли и зачем включили. К тому же у них отсутствовал график дежурства по чайнику, как в других хорошо организованных подразделениях вроде нашего. Нежная сущность пластмассового прибора не выдержала такого нержавеющего равнодушия к себе. Он закипел, напрасно призывая паром и бульканьем горе-хозяев, в конце концов выкипел, расплавился и деформировался. Завхоз аж плакал, носил искорёженный чайник, похожий на печального, растаявшего в лучах весеннего солнца снеговика, и сокрушался:

– Новейшее слово техники сволочам досталось! Завхоз достал, на складе зубами вырвал, невзирая на сотни претендентов, а они… Импортная же вещь, блин! Это ж вам не самовар на щепках. Эх, люди-люди, звери вы. Вот попросите у меня ещё чайник, пришиби вас ЭнЭлО! Вот вам будет вместо чайника! – и показывал внушительную дулю.

– Нам и не надо, – заверяли мы. – У нас чайник на боевом посту при любой погоде.

Наш полноправный сотрудник всё так же сверкал зеркальной поверхностью, словно его только что принесли из магазина. Рядом с ним всё так же скрипел доисторический матричный принтер, так что всяк входящий сразу видел: основные звенья коллектива при деле, стало быть, жизнь продолжается.

Тишина

Если позаимствовать у Гоголя описание перемены Невского проспекта за день, то в пригородной электричке за сутки происходит не менее занимательная фантасмагория. Начнём с раннего утра, почти ночи, когда жители ближних пригородов ещё спят, а обитатели дальних уголков Ленинградской области и даже соседних губерний уже устремляются в Петербург на промысел. Электропоезд практически пуст у станции отправления. Ах, как я люблю эти ранние отъезды от перрона! Поезд медленно выбирается с окольных путей, спотыкаясь о стрелки, на «главный чётный», словно телега с лошадью с раскисших просёлочных дорог выезжает-таки не федеральную першпективу с более-менее приемлемым покрытием без крупных выбоин.

В пять утра с упорством утопающего едут самые выносливые или, напротив – самые безнадёжные элементы общества. Страшно сказать, в котором часу они проснулись, если вообще ложились спать, и ничего не остаётся, как досматривать остатки снов в электричке. Я тоже еду на этой самой первой электричке, дабы к восьми утра преодолеть сто вёрст и оказаться на рабочем месте. В это время нормальные люди ещё не думают просыпаться, а мы уже проснулись, умылись, оделись, добрались до вокзала, сели в вагон и снова уснули. Словно бы сон сделал только небольшой перерыв, чтобы позволить нам очутиться в поезде и снова провалиться в царство Морфея. Ещё раньше здесь очутились те, кто живёт за двести вёрст от Питера, так что на дорогу у них уходит часа четыре только в один конец, итого восемь туда и обратно – полноценный рабочий день, который приходится отсидеть в электричке. Таких всегда можно узнать по деформации верхней одежды, которая от долгого сидения владельца становится похожей на плод стручковых культур: нижняя часть загибается вперёд, а зад оттягивается по форме седалища. Третья часть суток, а в общей сложности – и всей жизни у таких «профессиональных» пассажиров проходит в дороге. У иных на этой почве порой случаются своеобразные психозы:

– Вот так вся жизнь и прошла в электричке! – рыдала дама средних лет. – Люди треть жизни тратят на сон, а мы – на дорогу. Восемь часов в сутки на работу, восемь – на домашние дела, а оставшаяся треть суток – на дорогу. И так всю жизнь! Изо дня в день, из года в год… За что?!

– На самолёте летай, – посоветовал кто-то разбуженный. – На самолёте-то оно быстрей получится, хотя и дороже.