По мере приближения к Петербургу вагоны наполняются пассажирами под завязку, но публика эта тихая, наполовину спящая даже в стоячем положении. Едут рабочие, у которых осталась одна надежда, что Питер и его окрестности пока остаются промышленными, а не сплошным бизнес-центром. Едут железнодорожники, которые вообще всю жизнь куда-то едут. Студенты к первой паре занятий лихорадочно чего-то переписывают из тетрадки в тетрадку при ощутимой вагонной качке, школьники – самая живая публика из всех вышеперечисленных, которая в давке лишена возможности свою живость проявить. В это время здесь редко увидишь людей с претензией на высшее общество, у которых на лице можно прочитать: «Мой мерседес находится в ремонте, поэтому приходится ехать с этими неудачниками в этом несуразном изобретении под названием электропоезд». Мерседеса никакого нет, но суть людей с претензией на высшее общество в том и заключается, что им в течение долгих лет удаётся своеобразным выражением лица поддерживать этот миф о себе. Здесь пять лет ездила женщина работать на фабрику и каждый раз говорила, что она занимается модельным бизнесом, а её личное авто в данный момент на техосмотре или отсутствует по другим уважительным для автомобиля причинам. Все знали о фабрике, но никто из сострадания не пытался даже прилюдно разоблачить её. Жалко лишать человека его же иллюзий. Хотя иногда и надо.
У большинства людей в это время на лицах нет никакого выражения: они спят. А у спящих в облике всегда проступает отпечаток того ребёнка, каким человек когда-то был и который до сих пор где-то в глубинах его души прячется. При пробуждении это блаженное выражение с разной скоростью меняется на «как же меня всё достало!». Мало кто улыбается.
На границе ночи и утра народ едет не очень чистый. Не которые ещё вчера, закончив рабочий день в восемь вечера, приехали домой ближе к полуночи, в три утра проснулись и пошли в новый бой за выживание на станцию, которая находится в версте от дома. Они едут в рабочих спецовках и сапогах, которые не снимали со вчерашнего дня, чтобы не тратить драгоценные силы и время на переодевания. Ничего. Сегодня второй день смены, а завтра – выходной, так что будет время на работу над своим имиджем. Встречаются сибариты, которые скидывают в вагоне сапоги, что «и Екатерининский канал, известный своей чистотою, не в состоянии был бы обмыть» и растягивают затёкшее тело на всё сиденье. В это время неприлично ездить дамам, потому что народ в момент пробуждения по мере заполнения купе, изъясняется довольно-таки резкими выражениями. Хотя дамы нынче за словом в карман не лезут, поэтому консенсус достигается в результате двух-трёх обменов самыми изысканными любезностями.
Можно сказать решительно, что в это время электричка ни для кого не представляет цели, а служит только средством передвижения. Она постепенно наполняется лицами, имеющими свои занятия, заботы и досады, которые не дают сосредоточиться на изъянах в комфорте проезда. В это время, что бы вы на себя ни надели, какой конфуз ни обнаружился бы в вашем туалете, хотя бы даже зимнее пальто, вывернутое наизнанку и одетое летом – никто этого не заметит. Полная демократия и уважение к самовыражению других.
Но вот зелёная змея электрички приползла на один из вокзалов Северной Столицы и начинает выгружать из своего чрева сонных, измученных духотой граждан. Некоторые при этом продолжают спать на ходу, иногда даже с храпом, передвигаясь исключительно на автопилоте или поддерживаемые плечами других. Большинство тут же ныряет в лабиринты метро. Как ни странно, никто не беспокоится в такой толчее за свои кошельки и сумки, и как ни удивительно, за всё время я ни разу не слышала, чтобы в подобной толпе имели место карманники. Те, у кого есть что-то ценное, мигом выдают себя, начиная дёргаться и прижимать пожитки к себе, хотя это «ценное» иногда представляет собой любимую кошку или морскую свинку, возвращающуюся с дачного уикенда. Или кастрюльку с мёдом от любимого дедушки или баночку маринада от какой-нибудь там тётушки. Большинство же идёт с отрешённым видом: «У меня там банка с супом, термос с чаем и два жетона на метро, так что берите, кто что хотите, граждане дорогие, ничего для вас не жалко, будьте здоровы, и вам того же…».
Электричка в это время уже перестала раскачиваться от вываливающих из неё людей и стоит у перрона. Отдыхает, должно быть, от пассажиров. Чувствуется, что судорожно переводит дыхание, хотя иные бомжи никуда не выходят, а только радуются возможности растянуться на диване во весь рост и тут же заснуть. Через какое-то время её заполнит такая же хронически не высыпающаяся публика, которая уезжает из города после ночной смены или загула со вчерашнего. Летом в такие часы пригородные поезда фрахтуют дачники, но об этом разговор отдельный.