Сила слова (сборник)

Старушка ещё немного поверещала, чтобы все поняли, что гвардия умирает, но не сдаётся, а потом остыла, ей стало даже зябко, и она принялась уже жаловаться на недостаточное отопление в поездах, о котором она непременно напишет некому «дяпутату».

И снова благословенная тишина. И огни за окном, затерявшиеся в земных просторах. Так хорошо в тишине. Особенно после какой-нибудь бурной риторики по поводу или без. В это время всегда тихо, потому что ночь ещё фактически не кончилась, и люди по всем законам природы продолжают спать. Шумиха возникает, когда в поезд садится человек из чужой партии пассажиров. Как эта старушка, которая наверняка едет к детям и внукам в Петербург, к той части своей семьи, которой удалось перебраться из деревни в город. Такие старушки обычно едут позднее, часов в девять-десять. Она сама чувствует, что выпала из своей обоймы и испытывает от этого лёгкий дискомфорт, но вскоре адаптируется к условиям данного социума и начинает дремать.

В каждом вагоне сложилось своё негласное братство, в котором все знакомы, как ученики одной школы, которых никто специально не знакомил, никто друг другу не представлял и не называл по имени. Когда запрыгиваешь не в свой вагон, испытываешь некое смутное чувство незваного гостя. Иные пассажиры изо дня в день, из года в год занимают одно и то же место в вагоне. Вот во втором купе слева от входа всегда сидит компания мужчин, которые работают слесарями в депо, а напротив них постоянно ездят школьники в Райцентр с учительницей, которая является мамой двух учениц и всегда заплетает косы дочерям. Когда они выйдут, их места неизменно займут молодой человек с ноутбуком, мужчина лет сорока, работающий инженером на колбасном заводе (это установлено из разговора про него в соседнем купе), дама с дочерью-студенткой и две моложавые пенсионерки-уборщицы из какой-то транспортной конторы. В купе рядом с моим всегда садятся женщины, работающие в котельной, а напротив них едут студенты из соседнего с моим города. Некоторые пассажиры даже здороваются друг с другом лёгким кивком головы, хотя и не знают, как кого зовут. Это кажется не важным, если люди каждый день катаются в одном вагоне в течение двадцати или более лет. Когда кого-то долго не видели, даже могут спросить: «Вы болели?» или «В отпуске были?». Время от времени люди, конечно же, навсегда выпадают из этого братства. Это не обязательно связано с уходом из жизни, а со сменой работы. Устают ездить каждый день в такую рань. Везунчиками считаются те, кто нашёл место, где рабочий день начинается не с восьми, а с десяти утра.

Иногда интересно сменить свой вагон и поглазеть на другие. И там можно услышать что-нибудь вроде:

– Позвольте, но я всю жизнь сижу на этом месте у окна, а вы тут откуда взялись?

Благодаря такой разведке я знаю, что в этом же поезде едут бомжи на свои боевые посты в полном обмундировании, которое не стиралось с прошлого века. В середине состава едут цыганки, которые, кажется, вообще никогда не спят и не умолкают. В вагон с ними садятся неохотно не из неуважения к их цыганской нации, а из-за невозможности рядом с этим беспокойным и горластым племенем вымогателей вздремнуть или хотя бы почитать. Бомжи при этом имеют привычку чесаться и давить что-то в своих пальцах, загоревших от постоянного пребывания на улице каким-то особым, серым северным загаром, какого не добиться ни в одном солярии, ни на одном курорте мира.

Тут же пробегают контролёры, которые точно никогда не спят, так что злостные «зайцы» не могут выловить поезд, где бы их не было. Некоторых шибко совестливых «зайцев» видно за версту, так они нервно оборачиваются каждый раз, когда за их спинами катается туда-сюда дверь в тамбур, постоянно почёсываются и вздрагивают, словно им довелось пережить бомбёжку. Наглые «зайцы» со здоровой нервной системой спят спокойно и непременно огрызаются при пробуждении. Особый тип «зайцев» (я его называю артистическим) даже умудряется не подавать признаков жизни, когда рука ревизора мощно трясёт за плечо, как яблоню.

– Пажа-алте былеты… Вмер, шо ли? – непонятно кого спрашивает человек в форме и делает вид, что в факте смерти пассажира как бы ничего страшного нет.

– Может, плохо человеку, – с осуждением предполагает кто-то.

Но тут «заяц» приоткрывает один глаз, вскакивает и бежит в сторону уже оштрафованных вагонов, вопя, что он пропустил свою остановку, или потерял любимую собачку, или попал ещё в какую-то крайне неприятную историю. Вид у него при этом настолько безумный, что ни у кого не возникает желания останавливать его. Через пару минут, когда контроль покидает вагон, артистический «заяц» возвращается и невозмутимо сгоняет нахалов, которые за время его отлучки осмелились занять насиженное место.