Силач (ЛП)

— Я не знаю вас, и вы никогда не видели меня. Я не имею никакого отношения к этому делу, но ради всеобщего блага, ради вашего душевного спокойствия, умоляю вас, сеньора, выслушайте этого человека, исполните его просьбу!

Услышав знакомый голос, донья Мариана Монтенегро так застыла, словно громом пораженная. Она едва сдержала крик радости в готовности броситься на шею к любимому, однако взяла себя в руки, сделав вид, будто не узнала его, и после короткой паузы, во время которой старалась всеми силами овладеть собой, хрипло произнесла:

— Кто вы такой, и как вам удалось проникнуть в этот склеп?

— Мое имя вам ничего не скажет, так что лучше я промолчу. Но знайте, что я ваш лучший друг, и если вы поможете мне спасти этого несчастного человека, я сделаю для вас и для вашего ребенка все, что в моих силах.

— И что же вы можете сделать против Святой Инквизиции? — спросила она.

— Пока — ничего, но я верю, что Бог не покинет нас, а вера способна свернуть горы.

— Оставьте горы в покое. Лучше откройте эту дверь.

— Любовь и милосердие могут открыть куда больше дверей, чем ненависть, — ответил Сьенфуэгос. — Освободите этого человека от бремени его вины, и поверьте, в скором времени вы будете на свободе.

Немка сделала вид, будто обдумывает решение, как если бы оно ей стоило невероятных усилий, после чего медленно проговорила:

— Ну хорошо! Я прощаю вас — при условии, что вы приложите все усилия, чтобы спасти меня из этой дыры, в которой я оказалась по вашей милости.

— Клянусь! — убежденно ответил наемник. — Клянусь Богом, что отныне все мои мысли будут лишь о том, чтобы вернуть вам свободу, которую вы потеряли по моей вине.

— Я вам верю.

— Вы позволите поцеловать вашу руку?

Донья Мариана Монтенегро неохотно протянула ему руку, которую он поцеловал с таким почтением, словно руку самой Пресвятой Девы, после чего отступил, дожидаясь, пока стоящий у двери незнакомый кабальеро сделает то же самое.

Это была невыносимо тяжелая для обоих минута, потому что, когда Сьенфуэгос приблизился к Ингрид Грасс, обоим стоило невероятных усилий взять себя в руки и не броситься друг другу в объятия, ограничившись лишь взглядами, способными сказать больше, чем любые слова.

Когда же она вновь оказалась в темноте и одиночестве, ни ночная мгла, ни мрачные своды темницы не в силах были погасить этот яркий луч надежды, что не давал ей уснуть до самого рассвета.

8

Высокий мужчина с длинной седой бородой и выгоревшими под солнцем и соленым морским ветром волосами, с глубокими, темными и блестящими глазами, в глубине которых, казалось, отражались тысячи далеких пейзажей, сидел на борту старой полусгнившей лодки, задумчиво глядя на медленно текущую реку, рассеянно почесывал подбородок и не подозревал, что за ним самим давно уже наблюдают чьи-то глаза.

— Мастер Хуан? — прошептал наконец незнакомец, неслышно приблизившись к нему. — Хуан де ла Коса?

Тот растерянно кивнул, не слишком довольный этим вторжением.

— Чем могу быть полезен? — спросил он.

— Быть может, вы могли бы научить меня читать? А также пользоваться песочными часами, или разбираться в звездах, парусах и ветрах?

— Видит Бог, я вас не понимаю! — раздраженно бросил видавший виды капитан. — Кто вы, черт побери, такой?

— Ваш лучший ученик, — произнес канарец. — Неужели у вас такая короткая память, что вы не помните того парнишку, которого учили считать часы при помощи миндаля?

Моряк долго изучал его недоверчивым взглядом, словно что-то припоминая, а потом вдруг изумленно вытаращил глаза.

— Сьенфуэгос! — воскликнул он, не веря своим глазам. — Боже милосердный! Но это невозможно!

— Возможно! И можете мне поверить, что встреча с вами — самое отрадное событие в моей жизни за многие годы.

Они крепко обнялись, и это были самые искренние и горячие объятия двух настоящих друзей, которые не виделись много лет, считали друг друга погибшими, и теперь наконец встретились, вопреки всем превратностям судьбы.

— Святые небеса! — не унимался Хуан де ла Коса. — Где тот сумасшедший юнга, что карабкался по вантам, как обезьяна? И что случилось с твоими волосами? — вдруг спросил он. — Куда девалась твоя великолепная рыжая грива?

— Мне пришлось ее перекрасить в силу некоторых обстоятельств, — ответил Сьенфуэгос. — Мне сейчас совершенно ни к чему, чтобы кто-нибудь узнал, кто я такой и чем занимаюсь.

— А что насчет доньи Марианы Монтенегро? Ты ее нашел?

— Это она меня нашла, — ответил канарец.

— И где же она теперь?

— Вон там, — Сьенфуэгос указал в сторону зловещего черного силуэта крепости, находящейся на расстоянии пушечного выстрела.

— Инквизиция арестовала ее, ложно обвинив в колдовстве.

— В колдовстве? Но как же так? Кто обвинил в таком чудовищном преступлении самую добрую и благочестивую женщину на этом острове?

— Это долгая история.

— Все печали этого мира не стоят ничего в сравнении с тем, что может случиться с доньей Марианой. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ей помочь.