Силайское яблоко

– Ты все-таки когда-либо объяснишь толком, кто такие проницательные? Что их объединяет? Каковы их цели? Как их узнают? Я только и слышу – проник да проник, слышу в разных вариантах, в самых неожиданных и взаимно исключающих значениях! Наваждение какое-то!

Сип долго молчал, расшвыривая камешки с дорож-ки коваными ботинками.

– Проник... Проник есть проник... Это не вмещается в ваши земные категории. Внешне они неотличимы от всех, они неотличимы от всех остальных свирян. Они бесформенны и всепроникающи. Теоретически они вне закона, каждому разоблаченному пронику грозит смерть. А практически весь государственный, весь административный аппарат Свиры – сплошные проники, потому что доказать, что проник действительно проник, практически невозможно... Они выходят сухими из любых чисток, которые устраивает время от времени Кормчий – они получают награды за усердие, а на яблоню попадают те, кто им мешал...

– Заумь какая-то! Много страха и мало смысла. Ты что-то перегибаешь, Сип. Здесь что-то не то. И не так.

– Это все так, Шан, просто это сразу трудно укладывается в голове. Мы уже привыкли, а ты нет. Впрочем, увидишь сам.

– Но как ты все-таки узнаешь, что кто-то проник?

– Спроси что-либо полегче... Как узнаю? Сам не знаю! Конечно, не по внешности. Хотя... Есть что-то, но... Вот стоит ему заговорить – сразу видно. По жестам, по поведению, по речи, по какой-то внутренней злой затаенности – на языке мед, в глазах яд... Тысяча мелочей... Трудно объяснить... Ты меня понимаешь?

– Пытаюсь изо всех сил. Но, честно говоря...

– Стоп!

Сип приложил палец к губам. Шанин оглянулся, но ничего подозрительного не заметил. Они потоптались у ворот аэрогавани, глядя, как перегруженный грузовой дирижабль безуспешно пытается оседлать причальную мачту. Рядом с ними остановились несколько зевак, по традиции обсуждающих промахи пилотов и их шансы причалить в такой ветер.

– Им «пернатые» помогут. У них крылышки, – ядовито хихикнул кто-то за спиной. Шан обернулся. Все с постными лицами смотрели в небо.

– Надо идти в ближайший участок «ПГ» и связываться с Гороном. Пусть он сам разбирается, что к чему и какого лешего нас бросили посередине дороги...

– Не надо, септ-капитан. Все делается согласно приказу. Та команда не имела инструкций на ваш счет.

У говорящего не было лица. Потом, через минуту после разговора, ни Шан, ни Сип не могли вспомнить наверняка ни одной четкой черточки, ни одной особенности фигуры, ни одной броской детали одежды – какое-то смутное облако, желе,студень с бесцветным голосом.

– Кто вы такой?

Молчание. Наручные часы, где вместо циферблата – силуэт топора. Какие-то розовые бумажки.

– Вот ваши места в гостинице и суточные на неделю. Вас позовут, когда будет надобность.

Он растаял в воздухе, не оставив следа. Но еще раньше, едва он появился, растаяла толпа зевак вокруг Шана и Сипа. У жителей Дромы выработалась мгновенная реакция на некоторые вещи.

– У меня был один знакомый исследователь древней письменности. Он постоянно тренировал воображение. Нарисует две черточки и пристает ко всем: «Что это может значить?» Что это может значить?

– Только одно – даже на улице следует говорить вполголоса. А в гостинице – орать. У них паршивая аппаратура, работает с искажениями. Глупо влипнуть по вине неисправного магнитофона.

– Думаешь, нас собираются пощупать?

Вместо ответа Сип кивнул на такси, которое медленно тащилось за ними, явно желая «случайно» попасться на глаза. Они сели на заднее сиденье и молчали всю дорогу, чем весьма расстроили водителя. И только после остановки Сип вознаградил его, громко воскликнув «Слава Великому Кормчему, высшие умеют ценить преданность! „Изобилие“ – лучший отель Дромы. Здесь не соскучишься»...

Они стояли со своими провинциальными чемоданчиками на тротуаре, не решаясь войти под гулкие своды гигантской пирамиды, составленной из разногабаритных полушарий. Поражало мастерство, с которым архитектор рассчитал все детали своего нелепого сооружения. Оно должно было развалиться без всякого внешнего толчка, само по себе, но оно высилось, венчая центр столицы, и высилось, вероятно, не одно десятилетие.

– Нравится?

– Впечатляет. Одна из вершин абстрактного архитектурного искусства. Того и гляди сейчас все посыплется...

– Не посыплется. На века. Гостиница – ровесница Стального Кокона.

– Вот как. А кто архитектор?

– Тсс... Об этом не спрашивают. В справочниках говорится, что гостиница построена волей правителя...

Подозрительный бритоголовый юноша, тоже заинтересовавшийся бетонным десертом, сразу заскучал и отошел.

– Леший их разберет. То ли вправду уличный бездельник, то ли... Всякие тут ходят...