Silentium! (СИ)

Как уже можно было понять, никакое заявление на Макса я так и не стал писать, потому что это разрушило бы его и, как следствие, мою собственную жизнь. Но и простил я его далеко не сразу, как и не сразу начал говорить с ним, полностью перестав использовать при общении с ним сообщения на экране. Нам потребовалось некоторое время для того, чтобы после случившегося восстановить прежние взаимоотношения. В результате, пусть мы и не обсуждали этого вслух, каждый в душе прекрасно понимал: если бы не тот судьбоносный вечер, Макс не смог бы до конца сбросить оковы некогда совершённых прегрешений и разорвать прежние связи с ублюдками, а я едва ли бы смог начать разговаривать.

Пережитый травматичный опыт стал отправной точкой, с которой началась наша новая, уже совместная жизнь.

Ну, или же почти новая.

С раннего возраста я страдал селективным мутизмом. Я мог воспринимать речь, но в присутствии незнакомых людей терял голос. Для окружающих я был немым. Однако после девятнадцати лет одиночества у меня появился кто-то родной, кто смог расслышать меня сквозь громкость моего безмолвия. Он был лучшим из всех, кого я когда-либо встречал, и, пусть он себя таким не считал, я точно знал, что он был хорошим человеком.

Довольно скоро этот хороший человек стал называть меня невообразимым треплом и время от времени язвил, что скучает по тем дням, когда я общался с ним с помощью заметок на телефоне.

…Иногда мне кажется, что в своей голове, в своём разуме, я как будто стою в обветшалой прихожей с тёмно-зелёными обоями. Напротив меня дверь, обшитая старым потрескавшимся дерматином, с потёртой металлической ручкой и замочной скважиной для простого ключа. Всё, что я делаю, — это стою перед этой дверью и время от времени заглядываю в скважину в ожидании, когда тот единственный человек, которому я дал ключ, вернётся домой…