Silentium! (СИ)

В ответ я придвинулся ближе к Максу и за плечо притянул его к себе. Я закрыл глаза и прошептал, сам не зная, к кому обращался:

— Пожалуйста, пусть нам никогда больше не будет так же больно, как в прошлом.

Я прильнул к приоткрывшемуся в изумлении рту. Поначалу Макс никак не реагировал, но, стоило мне начать целовать его более уверенно, покусывая тонкие губы, он сдался и запустил руку в мои волосы. Пальцы на моём затылке подрагивали. Ощутив дрожь парня, я только плотнее прижался к нему, приобнимая за острые лопатки, которые по причине его голодовки стали явно прощупываться через ткань толстовки, и углубил поцелуй.

Из-за накрывшего волнения и предшествующего длительного эмоционального напряжения, теперь смешивающегося с зарождающимся желанием, Макс не выдержал и отвёл голову в сторону. Он сбивчиво задышал, и через секунду закашлял в моё плечо.

«Курить ему тоже надо бы поменьше», — подумал я, облизнув собственные губы, на которых будто бы остался привкус выкуриваемого Максом табака.

Переждав приступ кашля, я вновь поцеловал Макса, на этот раз за ухом. От нового ощущения парень ещё глубже зарылся пальцами в мои волосы. Он ничего не говорил. Вместо этого он свободной рукой направил мою правую руку себе под кофту. Я почувствовал под своей ладонью тот самый грубоватый участок кожи на его животе, где был ожог. Прося прикоснуться к себе, Макс словно проверял, правда ли я всё ещё был способен его принять, и я почти без промедления дал ему ответ, скользнув выше по его торсу. Его рёбра можно было без труда пересчитать вслепую, и мне даже стало не по себе от прикосновения к натянутой между костями коже. Но тело под кончиками моих пальцев было таким тёплым, что я не хотел отстраняться. Мне самому было невероятно тепло, поэтому я запустил под толстовку Макса и вторую руку. Сжав худую талию, я целовал парня в мочку уха, в бьющую на шее артерию, в подбородок, в перекатывающийся кадык.

Макс, еле терпя мою сладостную пытку, прохрипел:

— Позволь мне… — он отодвинулся и поднялся на ноги, увлекая меня за собой.

Он стянул с себя толстовку и, глядя мне в глаза, прошептал:

— Артур… Я хочу почувствовать то, что ты чувствовал тогда… Позволь мне почувствовать…

Его слова вызвали у меня резкую вспышку злости, которой я сам от себя не ожидал.

— Может, ещё снова попросишь, чтобы я заявление на тебя написал? Совсем больше не боишься, что я могу выставить тебя взашей? — в противовес сказанному я повалил Макса на диван и навис сверху. — Я никогда не позволю тебе испытать даже что-то близкое к подобному.

Макс улыбнулся сквозь вновь подступившие к глазам слёзы и помог мне снять футболку. За ней последовала вся остальная одежда, и уже через несколько минут Макс закричал, что я был нужен ему, но в этом крике не было и намёка на боль или страдание, только неконтролируемое исступление. Ночь, когда все загадывают желания, для нас обоих впервые стала по-настоящему волшебной, хотя мы и не знали, когда именно пробили куранты, и ничего для себя не пожелали.

У нас уже всё было.

Комментарий к Глава 12. Дневные разгонят лучи

Не подумайте, что у автора внезапно проснулось новогоднее настроение в ноябре. Я скорее как Артур, у которого оно в принципе редко бывает, однако описываемые временные рамки потребовали того, что я вписал в повествование этот праздник. Собственно, вышло в какой-то степени символично. Новая жизнь с нового года, так, кажется? Умываю руки и с чувством выполненного долга могу заявить о том, что теперь работа окончательно может считаться завершённой.

Эпилог Внимай их пенью — и молчи!

— Никогда не думал, что ты можешь быть таким громким, будишь похлеще всякого будильника, — Макс выглянул из-под одеяла и облизнул влажные губы.

— Никогда не думал, что «я-не-гей» может вытворять подобное своим ртом, — парировал я.

— Заткнись. Ничего гейского, только настоящий мужской минет для заряда бодрости на день, — Макс уткнулся в мой бок. — Люблю тебя, паршивец.

— И я тебя, — я улыбнулся и подтянул парня повыше, чтобы обнять. Макс прикрыл глаза и положил голову на моё плечо. Он, как всегда, был ужасно вымотанным после смены в больнице и непременно бы снова заснул, если бы я его не окликнул.

— Пора вставать, а то опоздаем.

— Отстань, дай полежать ещё пять минут.

— Пять минут, говоришь? Может, мы тогда ещё успеем…? — я запустил руки под одеяло.

— Извращенец, да иди ты к чёрту! Немедленно убери свои руки с моей задницы!

Я засмеялся. Мы сползли с дивана и под приветственный лай Подлеца, который уже с нетерпением ждал, когда его выгуляют, начали собираться.

Началась весна. Макс переехал ко мне чуть меньше месяца назад. Мы решили, что так будет лучше, потому что старая родительская квартира была последней вехой, которая как-то связывала Макса с его тёмным прошлым. Теперь мы жили вместе, вместе ходили в медицинское училище, он — на пары, а я — по-прежнему на работу, и вместе выгуливали Подлеца уже не только по вечерам, но и утром.