Silentium! (СИ)

Я не знал, сколько минут прошло. Затёкшие ноги свидетельствовали о том, что времени утекло немало. От ощущения моих прикосновений или же от чего-то иного Макс вдруг нахмурил брови. Ещё через несколько мгновений он начал мычать, будто у него что-то болело, а затем и вовсе замотал головой. Скорее всего, Максу снился кошмар, поэтому я убрал руку от его лица, и взял его холодную ладонь в свою.

Макс неожиданно распахнул глаза и, увидев перед собой меня, выдернул руку из моих пальцев и отпрянул. Но ему удалось только вжаться в стену позади себя, потому что двигаться толком было никуда. Он перевёл дыхание и сипло спросил:

— Почему ты… Я же…

Я сделал над собой усилие, чтобы ответить. За последние сутки я, кажется, говорил больше, чем за последние десять лет.

— Я не боюсь тебя. Это не изменилось. Поэтому и ты перестань себя бояться, смысла в этом никакого. Продолжай делать то, что делал и хотел делать раньше.

Макс, сначала замеревший от сказанного, резко сел. Я больше не собирался говорить что-либо, поэтому хотел встать и теперь уже наверняка заняться ноутбуком. Однако Макс, внезапно сползший на пол, дрожащими руками обнял ошеломлённого меня. Вплотную прижавшись ко мне, он уткнулся в моё плечо и как безумный принялся повторять: «Не боишься… Ты меня не боишься…».

Я мог только безмолвно обнять его в ответ в ожидании, когда он придёт в себя. Успокоился Макс не быстро. Всё ещё вцепившись в меня как в последнюю вещь в мире, которая могла вернуть ему разум, он прошептал:

— Делать то, что делал и хотел делать раньше… Неужели ты действительно желаешь для меня этого после всего? Неужели ты ещё способен в меня верить…

Я похлопал его по плечу. По этому жесту Макс понял, что я всё ещё был способен видеть в нём светлые человеческие качества, но также понял, что я не сказал и вовсе и не думал сказать ему ничего о том, что могу простить его, или же о том, что по-прежнему могу доверять ему как близкому человеку. Осознав это, Макс наконец отпустил меня. Он посмотрел мне в глаза и в очередной раз повторил:

— Ты меня не боишься… Мне этого хватит.

До того, как он ушёл на последнюю оставшуюся пару, я показал ему набранное сообщение: «Я верну тебе одолженные деньги и деньги за покупку телефона, когда придёт зп». Макс кивнул, не ожидая от меня в данном вопросе ничего другого. Задумавшись, я дописал: «Приходи сюда как раньше, если хочешь. Ты мне не мешаешь».

Впоследствии, продолжая молча наблюдать за состоянием Макса, когда он проводил время в инвентарной, я пришёл к выводу, что очень вовремя принял решение вернуться на работу. По моим ощущениям, дела в училище у него теперь шли не очень, хотя был разгар зимней сессии, которая требовала от студентов максимум концентрации и усилий. Наверное, если бы не моё присутствие поблизости, Макс завалил бы конец семестра. Отдыхать он позволял себе только на обеденном перерыве, в остальном же я видел лишь его опущенную голову, склонённую над тетрадями и справочниками. Он едва ли стал выглядеть более здоровым, но сосредоточенный взгляд, который я то и дело замечал, когда мне всё же удавалось заглянуть ему в лицо, указывал на то, что к парню вернулось какое-то чувство осознанности. Большего мне и не было нужно, потому что я считал, что наши взаимоотношения как раз зависли где-то на той точке, когда сносное состояние друг друга должно было давать каждому из нас возможность чувствовать себя более спокойно. Но, разумеется, такое положение вещей нисколько не решало нашу «проблему», если так можно было назвать совершённое надо мной насилие.

Мне не нравилось, что Макс стал слишком осмотрительным и осторожным в моём обществе. Моё сердце приятно покалывало от того, что он всё же ценил мои чувства и переживал за то, что своим поведением может меня ещё глубже задеть или уязвить, но я не мог отделаться от ощущения, что он видел теперь во мне какого-то прокажённого. Я на самом деле был запятнанным, но предпочёл бы, чтобы Макс вернулся к своему обычному язвительному настроению и не держал меня за хрупкую фарфоровую фигурку.

Благодаря ли его признанию у меня в квартире или же из-за того, что я на самом деле смог пережить шок от произошедшего, я всё-таки остался прежним. Беспамятство запоя в некоторой степени затянуло и душевные, и телесные раны, поэтому мне не требовалось от Макса какого-то особого отношения к себе или же постоянного напоминания о том, что он меня отымел и сожалел об этом. Я попросту хотел жить дальше, что на данном этапе было вполне возможно, не сиди я в одиночестве дома и зная, что Макс тоже не загнулся от пожирающего его чувства вины.