– Зачем Вика приходила? – игнорируя материнскую тираду, спросил Матвей.
– Спрашивала совета.
– У тебя?
– А что? Чем я не гожусь? У нее здесь никого нет, а мне она всегда нравилась. Не понимаю только, что тебя-то в ней не устраивало.
Объяснять, что именно не устраивало его в Вике, Матвей, конечно, не собирался. Странно было другое – Вика, оказывается, все это время общалась с его матерью, а та и словом не обмолвилась.
– Значит, не скажешь?
– Не думаю, что тебе на самом деле интересно.
– Если это что-то важное, я должен знать.
– Почему?
Секунду он колебался – говорить или нет, но потом решился:
– Мама, Вика попала в аварию, осталась практически без лица, и так вышло, что оперировать ее начал я. С ней все будет хорошо, но лечение займет очень долгое время, предстоит много операций по восстановлению внешности. Если она советовалась с тобой о чем-то важном, скажи мне.
Ирина Кирилловна сидела, прикрыв ладонью рот, и в глазах ее заблестели слезы.
– Мама, не плачь только. Я же сказал – с Викой все будет хорошо. Ее оперировала лучший хирург в этом городе, ей несказанно повезло, что Аделина была в этот момент в клинике и заменила меня.
– Почему… почему ты сам не закончил?
– Нам не положено лечить или оперировать близких.
– Но вы ведь разошлись.
– Это ничего не меняет.
– Надо сообщить Артему.
– Кому?
– Ее молодому человеку. – Ирина Кирилловна вздохнула и с сожалением посмотрела на сына: – Я всегда думала, что вы поженитесь. А теперь Виктория собралась замуж за другого. Ну, видно, такая судьба. Что же теперь делать?
– Если у тебя есть возможность, позвони этому Артему и скажи, где искать Вику, – чувствуя какое-то странное облегчение, сказал Матвей.
– У меня есть его номер, я позвоню.
– Мама, а ты когда-нибудь разговаривала с Викой обо мне? – вдруг спросил Матвей, и Ирина Кирилловна слегка растерялась:
– Не понимаю… в каком смысле?
– Ну, ты рассказывала ей о том, что я вам с отцом не родной?
– Матвей, но ведь мы никогда не делали из этого секрета, мы же сразу договорились, что нет смысла скрывать твое усыновление.
– Да я не об этом. Конечно, зачем это скрывать? Но Вика как-то обронила довольно странную фразу, и мне кажется, что ты знаешь, что она имела в виду.
Ирина Кирилловна непонимающе смотрела на сына. Матвею даже стало жаль ее – сейчас расстроится, решив, что сказала Вике когда-то что-то лишнее. Но та фраза, оброненная девушкой в момент их разрыва, не давала ему покоя до сих пор.
– Мне необходимо знать это, мама. Как я оказался в вашей семье? Я совершенно не помню этого. Но мне кажется, что мои неудачные отношения с женщинами как раз следствие этого. Скажи мне, как я появился в вашей семье.
Ирина Кирилловна молча встала, открыла шкафчик, где хранила лекарства, и накапала в рюмку что-то сердечное. Выпила, накапала еще и протянула Матвею:
– Наверное, ты прав, и мне нужно было раньше поговорить с тобой об этом. Но время пришло только теперь. Выпей, и поговорим.
Матвей вертел в пальцах рюмку и непонимающе смотрел на мать:
– Ну, мне-то это зачем?
– На всякий случай. Врач предупреждал меня, что ты, возможно, не будешь помнить каких-то моментов своей прошлой жизни, но ты не помнил вообще ничего и ни разу об этом не заговорил. Мы с папой не скрывали, что усыновили тебя, но никогда не рассказывали подробностей. – Ирина Кирилловна вздохнула и опустилась на табурет напротив сына. – Мы, сынок, у соседки тебя забрали. За бутылку водки.
Матвею показалось, что он оказался в дешевом сериале, где в тысячной серии мать рассказывает сыну настоящую историю его появления на свет. Плохо только, что главным героем оказался он сам, а действие происходило не на экране телевизора, а в реальности, в родительской кухне, и прекратить это, просто щелкнув кнопкой пульта, не получится.
– Мы усыновили тебя, бросили все, переехали в другой город, чтобы никогда ты не встретился с этой женщиной, – продолжала мать. – Ты был очень маленький, слабый, плохо говорил, всего боялся. Но мы тебя очень полюбили, мы сделали все, чтобы ты вырос нормальным человеком. И ты именно таким и вырос. Только вот с женщинами… наверное, где-то глубоко внутри ты все-таки понимаешь, что тебя предала та единственная, что должна была защищать и беречь. А я, как ни старалась, так и не смогла стать тебе по-настоящему родной.
Матвей встал, подошел к матери и опустился на колени, уткнувшись в ее руки лбом:
– Не говори так. Ты самый родной мне человек, никого нет ближе. Я очень люблю тебя. И прости, что сейчас заставил говорить об этом, тебе, наверное, не очень приятно вспоминать.
Материнская рука опустилась на его затылок:
– Сынок, ну, что ты… я тоже очень тебя люблю, я так хотела детей, но оказалось, что не смогу. И тут ты… это было как подарок, как выигрыш, как внезапно обрушившееся на мою голову счастье. Я поклялась, что обеспечу тебе такую жизнь, чтобы ты никогда не почувствовал себя чужим, лишним.
– Мамочка, – перебил Матвей, целуя ее руку с тонкой сеткой морщин. – Ты дала мне все. Но главное – у меня есть ты.