Читаем Сильмариллион полностью

Многие из числа Изгнанников верили, что вершина Менельтармы, Столпа Небес, не ушла под воду навсегда, но вновь поднялась над морем – одинокий островок, затерянный среди бушующих волн, ибо встарь то было священное место, и даже во времена Саурона никто не смел осквернить его. Находились среди потомков Эарендиля и такие, что впоследствии пытались отыскать скалу, ибо говорили мудрецы, будто зоркие глаза людей древности могли различить с вершины Менельтармы мерцающий отблеск Бессмертных земель. Ибо даже после гибели Нуменора сердца дунэдайн по-прежнему влекло к западу; и хотя знали люди, что мир изменился безвозвратно, так говорили они: «Гавань Аваллонэ исчезла с лица Земли; навеки утрачен Аман, и в нынешнем мире, укрытом тьмой, не отыскать их. Однако некогда существовали они, а потому существуют и ныне, существуют воистину, как часть того мира, что задуман был изначально».

Ибо верят дунэдайн, что даже смертные, если снизойдет на них благословение, могут заглянуть в иные времена, нежели те, к которым принадлежат их тела; и вечно стремятся они вырваться из мрака своей темницы и узреть, чего бы ни стоило, немеркнущий свет, ибо скорбные думы о смерти не оставили людей даже за гладью морей. Потому доблестные мореходы из числа их по-прежнему упрямо бороздили пустынные морские пространства, надеясь отыскать остров Менельтарму, дабы там открылись их взорам образы далекого прошлого, навсегда ушедшего в небытие. Но острова они не нашли. Те, что плыли в неведомые дали, на пути своем встречали только лишь новые земли, во всем похожие на уже известные, и там тоже властвовала смерть. Те же, что плыли еще дальше, всего лишь описывали круг и, обойдя Землю, утомленные, возвращались в итоге к тому самому месту, откуда отправились в путь; и говорили они: «Все дороги ныне замкнулись в кольцо».

Так в последующие дни благодаря морским путешествиям, и обретенной учености, и знанию звезд короли людей узнали, что мир и в самом деле стал круглым; однако эльдар по-прежнему позволено было покидать его пределы и плыть на Древний Запад и к Аваллонэ, буде пожелают они того. Потому мудрецы из числа людей говорили, что Прямой Путь существует, верно, и по сей день – для тех, кому дозволено отыскать его. И учили они, что в то время, как новый мир теряется внизу, древняя дорога и тропа памяти Запада по-прежнему уводят вперед, словно могучий незримый мост, и пролегает путь через воздушные сферы дыхания и полета (а они ныне тоже замкнулись в кольцо, как и весь мир), и пересекает Ильмен, губительный для смертной плоти, и доходит до Тол Эрессеа, Одинокого острова, а, может статься, и далее, до Валинора, где и по сей день обитают Валар, наблюдая, как разворачивается перед их глазами история мира. А у морских берегов рождались легенды и слухи о мореходах и странниках, заплутавших среди водных просторов, которые по воле судеб либо благоволением и милостью Валар вступали на Прямой Путь и видели, как гаснет, медленно уходя вниз, мир, и причаливали наконец к осиянным светильниками гаваням Аваллонэ или воистину даже к последнему брегу у границ Амана, и там, прежде, чем настигала их смерть, взорам их открывалась величественная и грозная Белая Скала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза