Сильмариллион

То был голос Эонвэ, герольда Манвэ. Он пришёл из Валимара и звал Эарендила предстать перед Властителями Арды. Пошёл Эарендил в Валинор и в чертоги Валимара, и никогда больше не ступала его нога на земли людей. Собрались валар на Совет, вызвали они Ульмо из глубин морских, стоял перед ними Эарендил и говорил от имени Двух Племён. Просил он прощения для нольдор, сочувствия к великим их печалям и милости к людям и эльфам, и помощи им. И мольбу его услышали.

Эльфы говорят, что когда ушёл Эарендил из Валимара на поиски жены своей Эльвинги, Мандос заговорил на совете о его судьбе. Сказал он:

– Неужто живой смертный, пройдя по земле Бессмертных, останется жив?

Но Ульмо сказал:

– Для этого был он рождён. Скажи мне, кто он: Эарендил, сын Туора из рода Хадора, или Эарендил, сын Идрил, дочери Тургона из эльфийского дома Финвэ?

Тогда ответил Мандос:

– Но ведь и нольдор, добровольно ушедшие в изгнание, возвращаться не должны.

Когда же всё было сказано, судил Манвэ, и изрёк он:

– В этом деле власть судьбы дана мне. Эарендил шёл на гибель ради Двух Племён, но не погибнет он. И жена его Эльвинга не погибнет, ибо шла ради любви к нему. Но ни он, ни она вновь не явятся ни среди эльфов, ни среди людей во Внешних землях. Вот моё слово: Эарендил и Эльвинга и их сыновья вольны сами выбрать себе судьбу – пусть скажут, с кем они, и судимы будут по закону для того племени.

Тем временем Эльвинга ждала Эарендила на берегу, а его долго не было, стало ей одиноко и страшно. Побрела она вдоль берега и дошла до Алквалондэ, где стоял флот телери. Телери дружелюбно приняли её, выслушали её рассказ о Дориате и Гондолине и бедах Белерианда и преисполнились удивления и сочувствия. Там в Лебяжьей Гавани нашёл её Эарендил, вернувшись. Но вскоре их обоих призвали в Валимар и объявили им волю Короля из Королей.

Сказал Эарендил Эльвинге:

– Выбирай ты, ибо я устал от мира.

Эльвинга выбрала судьбу Перворожденных детей Илюватара, вспомнив о бедах Лютиэнь. И ради неё Эарендил сделал тот же выбор, хотя сердце его тянулось к людям, соплеменникам отца.

Затем по велению валар Эонвэ сошёл на берег Амана, где спутники Эарендила ждали вестей, не сходя с корабля. Привёл он им ладью, посадил туда всех троих, и валар направили ту ладью на восток, подгоняя сильным ветром. А Вингилот взяли они и освятили, и перенесли через Валинор к Заокраинным границам мира, и там он проплыл через Врата Ночи и был поднят в Небесный Океан.

Удивительный был тот корабль, прекрасный от чистого пламени, которое, колеблясь, наполняло его ярким светом. Эарендил Мореход сидел у руля в одежде, сверкавшей от пыли эльфийских алмазов, и Сильмарил горел у него во лбу. Далеко заплывал он на том корабле, даже в беззвёздные пределы, но чаще всего его видели утром или вечером, когда он возвращался в Валинор из-за Пределов Мира, мерцая дальней звездой.

Эльвинга не ходила с ним в эти плаванья, потому что могла не выдержать холода и бездорожья Запредельной Пустоты; она любила землю и нежные ветры, ласкающие моря и горы. Поэтому для неё построили белую башню на севере, на краю моря Разлуки, и туда залетали морские птицы со всей земли. Говорят, что Эльвинга, которая сама могла принять облик птицы, выучила птичьи языки, а крылатые друзья учили её искусству полёта. Крылья она себе выбрала белоснежные с серебристо-серым. Иногда она вылетала встречать Эарендила, возвращавшегося домой, точно так же, как давным-давно, когда была спасена из вод. И когда подлетал Эарендил к гавани, самые зоркие из эльфов, обитавших на Одиноком острове, видели порозовевшую в лучах заката белую птицу, радостно парившую навстречу Вингилоту.

А когда Вингилот впервые направил парус в небесные моря, он поднялся неожиданно и так ярко светился, что люди в далёком Среднеземьи заметили его и удивились, и решили, что это – знак, и назвали его Гил Эстел, что значит Звезда Надежды. Однажды вечером, глядя на новую звезду, Маэдхрос обратился к брату своему Маглору и сказал:

– Это не Сильмарил ли светится там на Западе?

И ответил ему Маглор:

– Если это вправду тот самый Сильмарил, который пропал в волнах, как мы видели, то значит, валар достали его и вознесли. Возрадуемся же, ибо его сияние теперь видят многие, ему же никакое зло больше не грозит.

Эльфы смотрели в небо, и надежда входила в их сердца, а Моргота одолевали сомнения.

Но говорят, что Моргот не ждал нападения с Заокраинного Запада. В гордыне своей он был уверен, что теперь никто не посмеет открыто пойти на него войной. Более того, решил он, что сумел навечно отвратить от нольдор Владык Запада, которые, обретя покой в Благословенном крае, наверное, больше не думают о Внешних землях. Какое им дело до его владений? Так рассудил он, ибо безжалостному чуждо милосердие и странными кажутся деяния во имя его.