Потом он недвижно сидел возле тела жены, а ночь все сгущалась вокруг. И хотя воды Кабед Найрамарт громко и яростно ревели, он не слышал ни звука, не видел и не чувствовал ничего, ибо сердце его словно обратилось в камень.
Но вот прохладный ночной ветер бросил ему в лицо брызги дождя, и Хурин очнулся от своего оцепенения; в нем всколыхнулась ярость, затмевавшая голос рассудка, и единственным его желанием стала месть за все причиненные ему и его роду страдания. Виновных же в своем ослепленном гневом рассудке он счел всех тех, с кем их сводила в жизни судьба. Хурин поднялся на ноги и принялся рыть для жены могилу с западной стороны памятного камня; а на самом камне он приписал такие слова: "Здесь же покоится Морвен Элендвен."
Говорят, что провидец и арфист из Бретиля по имени Глируйн сложил некогда песнь, в которой сказано, будто Камень Горемычных никогда не будет осквернен Морготом и никогда не исчезнет с лица земли — даже когда на берег придет море и поглотит все остальное. И действительно, Тол Морвен до сих пор одиноко возвышается над морскими волнами у берегов, чьи очертания изменились в дни гнева Валар. Но тело Хурина не покоится там, ибо рок повел его дальше, и Тень неотступно следовала за ним по пятам.
Переправившись через Тейглин, Хурин направился по древней дороге, ведущей к Нарготронду, на юг. Далеко на востоке виднелся одинокий холм Амон Руд, и Хурину было в мельчайших подробностях известно о том, что там произошло. Наконец, он пришел к берегам Нарога и пересек дикую речку тем же путем, что и Маблунг из Дориата до него — по обрушенным в воду камням моста. И вот он уже стоит у разбитых Врат Фелагунда, тяжело опираясь о свой посох.
Здесь нельзя не сказать, что после ухода Глаурунга мелкий гном Мом пробрался в Нарготронд и теперь бродил туда-сюда по разрушенным и разграбленным залам, считая себя полноправным его хозяином. Он перебирал и пересчитывал драгоценности и золото, пропускал их сквозь пальцы и всячески наслаждался этими ощущениями, поскольку никто не мог ему в этом помешать — из страха перед Глаурунгом, даже перед одним только воспоминанием о нем, сюда никто не осмеливался совать носа.
И вот теперь на пороге его владений объявился некий человек; Мом вышел ему навстречу и потребовал назвать цели его прихода. Но Хурин на это отвечал:
— Кто ты такой, чтобы запретить мне войти в дом Финрода Фелагунда?
Гном с достоинством отвечал:
— Звать меня Мом; задолго до того, как высокомерные пришли из-за Моря, гномы начали разрабатывать пещеры Нулуккиздон. Я лишь вернулся взять то, что принадлежит мне по праву, ибо я последний представитель моего народа.
— В таком случае недолго тебе осталось наслаждаться наследством, — угрожающе процедил Хурин. — Ибо я Хурин, сын Гальдора, вернувшийся из Ангбанда; а Турин Турамбар, чье имя тебе должно быть хорошо известно, был моим сыном. Именно он убил дракона Глаурунга, разорившего пещеры, в которых ты теперь находишься; мне также известно, кого следует благодарить за предательство Драконьего Шлема Дор-ломина.
Перепугавшись до дрожи в коленях, Мом принялся умолять Хурина взять все, что душа пожелает, только сохранить ему жизнь. Но Хурин не стал его слушать, и безжалостно убил на пороге Нарготронда. Затем он вошел внутрь и провел некоторое время в его пещерах, где во тьме и беспорядке были разбросаны по полу привезенные еще из Валинора сокровища и произведения искусства. Рассказывают, что когда Хурин, наконец, покинул Нарготронд, с собой из всего этого богатства он взял лишь одну вещицу.
Отсюда Хурин направился на восток, добравшись спустя некоторое время до Сумеречных Прудов. Здесь его задержали охранявшие западное пограничье Дориата эльфы, и привели к королю Тинголу в Тысячу Пещер. Взглянув на него, Тингол исполнился изумления и печали, поскольку узнал в мрачном старике Хурина Талиона, бывшего пленника Моргота. Но он вежливо поприветствовал его и обращался с почтением; Хурин же ничего королю не ответил, лишь достал из-под плаща то, что принес с собой из Нарготронда. А взял он оттуда ни что иное, как Наугламир — ожерелье гномов, что давным-давно было создано для Финрода Фелагунда мастерами Ногрода и Белегоста. Это величайшее творение гномов Прежних Дней Финрод ценил при жизни превыше всех прочих сокровищ Нарготронда. Хурин небрежно бросил его под ноги Тинголу.
— Получи же свою плату, — с горечью воскликнул он, — за то, что так прекрасно берег моих жену и детей! Ожерелье это зовется Наугламир, и имя это известно большинству эльфов и людей; я принес его тебе из темных пещер Нарготронда, где твой родич Финрод оставил его, отправившись с сыном Берена Барахиром исполнять поручение некоего Тингола из Дориата.
Тингол узнал великое сокровище, и прекрасно понял намерение Хурина; но жалость возобладала над гневом, и он молча проглотил оскорбление Хурина. Наконец, воцарившееся молчание нарушила Мелиан: