— Хурин Талион, разум твой затуманен чарами Моргота; ибо тот, кто смотрит глазами Моргота — сознательно или против воли, видит все в искаженном свете. Долгое время твой сын Турин провел в Менегроте и был словно родным нам, и все здесь относились к нему с любовью и уважением. И не наша вина или воля в том, что он никогда более не возвратился в Дориат. Впоследствии же твои жена с дочерью были приняты здесь с почетом и теплотой; мы предприняли все, что было в наших силах, чтобы переубедить Морвен ехать в Нарготронд. Так что когда ты теперь обвиняешь друзей своих, твоими устами говорит Моргот.
Выслушав Мелиан, Хурин застыл без движения, и долго смотрел в глаза королевы. И здесь, в защищенном Завесой от козней Врага Менегроте, он, наконец, узнал правду о том, как все было на самом деле, и постиг всю полноту горя, что было отмерено ему Морготом Бауглиром.
Больше он о прошлом речи не заводил; вместо этого он шагнул вперед и, подняв лежавшее у ног Тингола ожерелье, протянул королю со словами:
— Прими же, повелитель, сие ожерелье гномов в дар от того, кто больше ничего за душой не имеет, на память о Хурине из Дор-ломина. Ибо я выполнил свое предназначение, осуществив замысел Моргота; но отныне я больше не раб его.
Затем он развернулся и покинул Менегрот, и все, кто видел его лицо, непроизвольно отшатывались. Никто не попытался остановить Хурина и не догадался спросить, куда он направляется. Однако рассказывают, что Хурин недолго жил после этого, лишившись всех целей и желаний, и в конце концов утопился в западном море. Так окончил свое существование величайший из смертных воинов.
После ухода Хурина Тингол долго сидел, в молчании разглядывая великое сокровище, лежавшее на его коленях. Ему пришло в голову, что Наугламир можно переделать, вправив в него сильмариль. Ибо по мере того, как уходили годы, мысли Тургона все чаще обращались к камню Феанора; он привязался к нему так, что опасался за сохранность сильмариля даже несмотря на то, что тот хранился за крепкими дверьми самой надежной из его сокровищниц. Теперь же он намеревался постоянно иметь камень при себе — и во время сна, и во время бодрствования.
В те дни гномы по-прежнему совершали свои поездки в Белерианд из своих горных городов в Эред Линдон; пересекая Гелион через Сарн Атрад, Каменный Брод, они по древней дороге добирались до Дориата. Ведь искусство их работы по металлу и камню было очень велико, и всегда было востребовано в залах Менегрота. Однако теперь они путешествовали не маленькими группами, как прежде, а большими и хорошо вооруженными отрядами, способными защитить себя от возможного нападения на опасном отрезке пути меж Аросом и Гелионом. В Менегроте они обитали в специально предназначенных для них отдельных помещениях и трудились в подземных кузницах.
Как раз на днях в Дориат прибыли ремесленники из Ногрода, и король, призвав их к себе, объявил о своем пожелании переделать Наугламир и вставить в него сильмариль. Гномы, взглянув на произведение своих предков, с изумлением уставились на сияющий камень Феанора; и вспыхнуло в их сердцах пламенное желание обладать этими сокровищами, унести их далеко-далеко, в свои горные обители. Однако им удалось скрыть эти намерения и сосредоточиться на поставленной перед ними задаче.
Долго трудились гномы; Тингол частенько спускался в одиночку в глубокие подземные кузницы, и заворожено наблюдал за их работой. Наконец, пожелание его было выполнено, и два величайших творения эльфов и гномов были соединены в одно целое. Невероятную красоту обрело усеянное бесчисленными драгоценностями ожерелье, когда в самом центре его засиял сильмариль, заставляя остальные камни блистать и переливаться отраженным светом.
Тингол, вновь находившийся среди гномов в одиночестве, взял Наугламир и попытался застегнуть его у себя на шее; но тут гномы вырвали ожерелье у него из рук и потребовали передать его им, мотивируя это так:
— По какому праву эльфийский король претендует на Наугламир, созданный нашими предками для Финрода Фелагунда, ныне покойного? Ведь он получил его из рук Хурина, человека из Дор-ломина, что забрал его, подобно вору, из тьмы Нарготронда.
Но Тингол, ясно видевший их тайное намерение завладеть сильмарилем, понимал, что Наугламир — лишь предлог. Объятый гневом и гордыней, он не оценил степень угрожавшей ему опасности и презрительно сказал:
— Как смеете вы, представители низшей расы, требовать что-либо от меня, Элу Тингола, повелителя Белерианда, кто начал свою жизнь у вод Куивьенен задолго до пробуждения ваших низкорослых предков?
Высоко вскинув голову, он с оскорбительной надменностью пристыдил их и стал требовать, чтобы они немедленно покинули Дориат и на вознаграждение за работу не рассчитывали.