– Нал? Безнал? – машинально спросила Света.
Я достал из бумажника карту и засунул ее в терминал. Глядя в несвежее лицо продавщицы, я все еще пытался найти в ней черты, принадлежащие Свете. Но ни рыхлый овал лица, ни зачесанные назад редкие сальные волосы, стянутые в жидкий хвост резинкой, ни глубокие борозды на лбу, ни по-рыбьи грузные красно-оранжевые губы не выдавали ее близкого присутствия.
– Так, забираем пакеты! Следующий! – скомандовала Света.
Я сложил покупки в рюкзак и отошел к центру зала. Оттуда я смотрел на нее, тщетно пытаясь понять, как так вышло, что она изменилась до неузнаваемости.
Рассчитав двух покупателей, Света поняла, что я за ней наблюдаю и не собираюсь уходить.
– Так, ну что смотрим? – бросила она в мою сторону, не отходя от прилавка. – Еще что-нибудь?
Похоже, она меня не узнала. Я вновь подошел к ней.
– Ты меня помнишь?
– Почему я должна тебя помнить? – вопросила Света. – Тут таких, как ты, сотни. И десятки воруют.
Она посмотрела на мой рюкзак. Взгляд ее был настойчив и подозрителен.
– Показать? – спросил я, почуяв неладное.
– Не надо. Давай дуй отсюда, пока я добрая, – помиловала меня Света и взялась за следующего покупателя.
Я закинул рюкзак на плечо. У выхода на пробковой доске висели нечеткие принтерные «портреты» неких темных личностей. Над ними была приколота распечатка:
Я вышел на улицу. Лиговский гудел. Громыхали трамваи. В магазине буянила Света. Было ветрено, по-февральски сыро и неуютно, примерно так, как двадцать лет назад, когда я вышел из этого магазина и голодный побрел домой, преследуемый запахом переспелого ананаса.
январь-февраль 2019 г.