Сильнее бури

Песчинки, взметенные бурей, стучали по стеклам и соскальзывали вниз, - так мошки, налетев на огонь, тут же падают, обожженные, а к огню летят и летят новые стаи мошкары… Стекла потускнели от пыли. За окном тоже было тускло, мутно. Айкиз с трудом различала в этом жрлто- вато-буром тумане силуэты людей, приходивших на стан, уходивших со стана, перебегавших от строения к строению. Трактористы не прерывали работы. У Айкиз в груди острым холодком разлилось чувство восхищения, но к этому чувству примешивалось другое, темное и тревожное: а все ли мы сделали, чтобы облегчить труд этих людей, отдающих делу все свои силы, подготовились ли к тому, чтобы достойно встретить басмаческий налет стихии? Нет, прорех еще мнрго. Айкиз, Смирнову, Погодину, Алимджану предстоит еще многое обдумать, исправить, доделать… Людям в степи еще негде укрыться от непогоды. Не приняты надежные меры для защиты поселка и сада от бурь и зноя. Надо торопиться с посадкой лесных полос.

Все эти «надо» жалили Айкиз в самое сердце, но она не отмахивалась с досадой, а припоминала, что еще нужно, непременно нужно, ну, просто необходимо сделать…

Посоветоваться бы с Алимджаном… Он может, взглянув на все со стороны, заметить то, к чему она уже пригляделась… Но Алимджан вернулся, а она этого почти не чувствует. Он здесь - но не рядом. Она даже не знает, где он в эту минуту, что делает, с кем делится своими мыслями…

На него нахлынули повседневные дела, заботы, по которым он истосковался в городе, нахлынули, завертели, закружили, и ему теперь не до Айкиз… Айкиз понимала мужа, оправдывала его и все же не могла избавиться от смутной обиды, незаслуженной обиды, которую нанес ей Алимджан…

Как мало он думает о ней!..

На плечо Айкиз мягко легла чья-то рука. Айкиз вздрогнула и увидела рядом со своим лицом лицо Лолы. Беззаботная хохотушка Лола сейчас была тихой, печальной; ее круглые щеки, обычно румяные, словно наливные яблоки из сада Халим- бобо, покрывала легкая бледность.

- Айкиз-апа! А где Иван Борисыч?

- Наверно, в степи. Со своими трактористами…

- Он пошел сюда, на стан…

- Откуда ты знаешь?

- Знаю… - уклончиво сказала Лола и, обняв подругу за плечи, прижавшись к ней, словно иззябший ребецок, попросила: - Айкиз-апа, пойди узнай, где он сейчас…

Айкиз вышла из кабинета. В коридоре, в комнатах толпились эмтээсовцы. Лица у всех были усталые, запыленные, озабоченные. Трактористы подбадривали друг друга шутками, горячо спорили о чем-то. Самые неунывающие резались в домино. Иные спали, присев на корточках возле стены, уткнув головы в поднятые колени. В одном из спящих Айкиз узнала молоденького экскаваторщика. Видно,. отработав свою смену, чтоб далеко не ходить, он остался с товарищами: в тесноте, да не в обиде. Сон его был безмятежен, сладок; так спят люди, довольные прожитым днем.

К кому ни обращалась Айкиз, никто не знал, куда уехал директор. Она прошла на крыльцо. Домик стоял спиной к пустыне, на крыльце было чуть потише и поспокойней, чем в степи, но и здесь Айкиз чувствовала себя так, будто заплыла на утлой лодчонке в бушующее море… Вокруг разбойничала буря; лицо обжигали горячие брызги песка; стены вздрагивали под порывами ветра. А в мутной, вечереющей дали веселыми, вселяющими веру и бодрость маячками светились бледные огоньки тракторных фар. Хозяевами в степи оставались люди.

- О-о-о! Никак наш председатель? - послышалось рядом, и Айкиз, повернув голову, увидела Суванкула. Он подошел к крыльцу сбоку и устало облокотился о перила.

- Здравствуй, Суванкул! Как работается?

- Подходяще, председатель! Как говорится, «с ветерком».

- Не жалеешь, что ушел из колхоза?

- Конечно, колхозу без меня трудновато… Да и мне без него скучно. Но ведь надо ж было помочь эмтээсовцам! Уж Погодин • просил меня, просил…

- Расхвастался! - отшутилась Айкиз. - Ты, кстати, не знаешь ли, где он?

- Директор-то? Он, видно, укатил к начальнику Смирнову. Я ему сигнализировал насчет вагончиков. Директор оставил мне свое «большое спасибо», а сам уехал…

- Значит, он у Смирнова? Ну, спасибо тебе, Суванкул…

- Ай, еще одно «спасибо» 1 Куда мне их девать, председатель?..

Но Айкиз не дослушала Суванкула. Торопливо простившись с ним, она поспешила к Лоле.

Лола стояла у окна, прижавшись лбом к теплому стеклу, а старый Халим-бобо сидел на стуле, чуть пригнувшись, положив локти на колени, и, казалось, дремал. Когда вошла Айкиз, он поднял голову и с беспокойством спросил:

- Как, дочка, не утихает буря?

- Нет, дедушка, еще пуще разыгралась.

Старик сокрушенно покачал головой и, кряхтя, поднялся со стула:

- Ай-ай1 Поломает она мои саженцы. Схожу посмотрю…

Айкиз, обняв старого садовода за плечи, мягко «усадила его на место:

- Сидите, дедушка… Куда вы в такую бурю? Да и темно в степи, ничего не видно. Подождем до утра…

Айкиз бодрилась, но глаза у нее были темными-темными, словно и их заволокло хмурыми непогожими сумерками…

Халим-бобо по-отцовски ласково погладил своей сухой, шершавой ладонью ее руку, утешающе улыбнулся:

- Ничего, дочка, обойдется… - и, понизив голос, добавил: - Пойди лучше побудь с Лолой. Видишь, как она на тебя смотрит.