Сильнее бури

В это же утро старый Халим-бобо, поднявшись спозаранок, поспешил в сад, заложенный возле нового поселка. Смерть давнего друга, Умурзак- ата, отвлекла садовода от сада. Надлежало наверстать упущенное.

Халим-бобо шел по пустынной улице нового кишлака, уже ожидавшего новоселов. На улицах, перед кирпичными зданиями клуба и сельсовета нежно зеленели первые деревья. Их вырастил и пересадил сюда сам Халим-бобо. Как рачительный хозяин, он старался украсить новый поселок зеленью, чтобы порадовать будущих хозяев кишлака. И сад он им подарит такой, что никому не захочется расстаться со своим новым жильем.

Сад оправился от бури. На яблонях, грушах, урюковых и персиковых деревьях распушилась зелень, деревья быстро шли в рост. Напоминанием о буре остались лишь мелкие дырочки на «старых» листьях, изрешеченных, словно дробью, колючим песком.

Деревья еще не обзавелись раскидистыми ветвями, стволы были еще тонки, и Халим-бобо, используя каждый свободный, незатененный клочок земли, посадил в саду дыни, арбузы, лук, помидоры, пахучие травы. В одном из уголков сада, на маленьком, не больше гектара, участке рос у него хлопок: Халим-бобо высеял его здесь, дабы доказать маловерам, что и на степной целине при хорошем уходе хлопок почувствует себя не хуже, чем на старых полях. Хотя хлопок этот посеяли поздно, хотя навалилась на него песчаная буря, но уже зарозовели на кустах первые цветы. Не так давно, когда в саду последний раз в жизни был Умурзак-ата, Халим-бобо показал ему зацветающий хлопок. Умурзак-ата торжествующе воскликнул:

- Вот видишь!

Халим-бобо тогда не удержался от улыбки; Умурзак-ата говорил с ним так, будто это он, Халим-бобо, сомневался, что на целине может расти добрый хлопок.

Он предложил Умурзак-ата вместе ухаживать за хлопком на этом участке. С каким удовольствием принял старик это предложение!

- Приходит в дом молодой, - вспомнил он народую пословицу, - берется за работу, а старик - за еду. Не знаю, как ты, дорогой, а я стариком себя не считаю: работе радуюсь больше, чем самому жирному плову.

Он тут же пустил воду из арыка в междурядья и долго не уходил из сада. Его лицо выражало горделивую радость и раздумье…

Не наведается больше Умурзак-ата в этот сад, не придется ему убирать первый целинный хло- нок…

А на кустах уже появились белые цветы. «Надо показать хлопок дехканам, - подумал Халим- бобо. - У них спокойней станет на душе». Он решил навестить бригады Бекбуты и Керима, но больше всего ему хотелось похвалиться «своим» хлопком перед Муратали: после покойного Умурзак-ата он был самым иснусным, опытным хлопкоробом и самым близким другом Халим- бобо.

Лолы еще не было; она или ушла вместе с Айкиз, или возилась в эмтээсовском саду, над которым взяла добровольное шефство. Старик решил не ждать ее, выкопал один из самых крупных кустов хлопчатника, спрятал его под широкую полу белого халата и зашагал к Старым полям…

Туда же этим утром держал путь и Погодин. Он часто сам объезжал полеводческие бригады, выяснял у бригадиров, чем может помочь им МТС, советовался с ними, как лучше и в какое время удобней провести обработку участков тракторами, окучниками, культиваторами.

По дороге на полевой стан Погодин встретил Суванкула. Тракторист, улучив часок, свободный от работы, шел проведать своего друга Бекбуту, посмотреть, как трудится его бригада. Друзья, правда, виделись накануне, на похоронах Умурзак-ата, но там было не до разговоров и, тем более не до шуток, а им обоим давно хотелось потолковать, побалагурить, сойтись в дружеском 'поединке, где оружием служила острая, как клинок, шутка.

Погодин остановил свой мотоцикл.

- Садись, Суванкул. Подвезу.

Суванкул окинул мотоцикл критическим взглядом и, вздохнув, пробасил:

- Пожалей свою машину, директор!

- Ничего, ради такого героя я готов рискнуть даже мотоциклом!

- Тогда пожалей меня.

- Ты-то чем рискуешь?

Лицо тракториста расплылось в широкой, довольной улыбке. Радуясь поводу пошутить, он пояснил:

- Ведь мне придется нести на себе твою машину, если я попробую на нее сесть!

Погодин, сделав вид, что перепугался, торопливо завел мотоцикл и, махнув Суванкулу рукой, крикнул:

- Не буду испытывать судьбу, еду один. Догоняй!

Мотоцикл быстрее джейрана помчался вперед, а Суванкул широким шагом двинулся следом…

Так получилось, что в то утро, когда Айкиз наедине со своим горем и своими думами сидела у родника, на полевом стане, общем для трех бригад: Муратали, Бекбуты и Керима, собрались многие из ее друзей.

Но первыми явились сюда Муратали и Михри. Старик считал, что бригадиру и звеньевой стыдно приходить в поле, когда все остальные дехкане уже в сборе. «Не бригада должна меня встречать, а я - бригаду», - часто говорил он дочери. В эту ночь ночевали они не дома, а в Алтынсае, но Муратали, по давней привычке, чуть свет уже был на ногах. Они пришли на полевой стан даже раньше обычного.