Читаем Сильнее смерти полностью

Сильнее смерти

Л е с я. А нам — без вас. Дома редко-редко ночуете. Раньше я хоть в цехе вас видела. Зайдете к нам в ОТК… Пошутите… Смешную историю расскажете… И жить становится веселее. Правда, на меня вы меньше всего обращали внимание.

Т у р б и н. Была причина.

Л е с я. Какая?

Т у р б и н. Все-таки жилица. Почти родня…

Л е с я. Неправда. Я некрасивая. (С улыбкой.) Но умная. Должна была поступить в университет. Сейчас вам открою секрет.

Т у р б и н. Весь внимание.

Л е с я. Я веду дневник. После войны напишу книгу.

Т у р б и н. О чем?

Л е с я. Как мы приехали в этот городок, где вместо тротуаров доски и почти нет мощеных улиц. Как начали работать в цехах под звездным небом. Но не всегда оно было звездным. Часто дожди. Потом — мокрый снег. А люди не выключали станков. Как начальник цеха, которому месяцами некогда было спать, научился дремать на ногах. Остановится посреди участка и засыпает. Шум не действует. Но если вдруг перестанет работать хоть один станок, немедленно просыпается. Если останетесь, я прочту.

Т у р б и н. Не могу. В цехе много дел.

Л е с я. Но без ужина мы вас не отпустим. Я хочу платье надеть, в котором на выпускном вечере была. Быстренько ушью и надену. Я шить умею. И вкусные блюда готовить — было бы из чего. Летом убедитесь. Говорят, грибов у вас в лесах — уйма?

Т у р б и н. Да еще какие. Десять штук — ведро. И наклоняться не нужно. Сами в руки прыгают.

Л е с я. Кирилл Степанович, я серьезно.

Т у р б и н. И я серьезно. А ягоды! Брусника, черника. Стоим, бывало, возле зарослей малины и чавкаем. С одной стороны — я. С другой — медведь.

Л е с я. У вас никогда не поймешь, правду вы говорите или шутите.

Т у р б и н. Всегда — правду.

Л е с я. А разве можно белке в глаз попасть? Вы рассказывали…

Т у р б и н. Конечно. Я потомственный охотник. В финскую был снайпером.

Л е с я. А до финской?

Т у р б и н. Фрезеровщиком на этом заводе.

Л е с я. Почему не учились?

Т у р б и н. Мать на моем иждивении.

Л е с я. Сколько ей?

Т у р б и н. Шестьдесят пять.

Л е с я. Почему она не с вами?

Т у р б и н. Живет в селе у сестры. У той своя коза.

Л е с я. А характер у мамы ваш?

Т у р б и н. Мой. Трудный.

Л е с я. Неправда. Вы добрый.

Т у р б и н. Заблуждаешься.

Л е с я. Не только я так думаю. И другие девушки. Многие просто влюблены в вас.

Т у р б и н. Кому я нужен? Хромой. К тому же и конопатый.

Л е с я. У вас симпатичные веснушки.

Т у р б и н. Храплю по ночам.

Л е с я. Вот уж совсем неправда! Вы пришли однажды бледный-бледный… И не пошутили даже со мной. Я не могла заснуть. Стало страшно. Подошла. Приоткрыла дверь в вашу комнату.

Т у р б и н. Нет, воробышек, я тогда не спал. Слышал, как скрипнула дверь. Подумал: Буран тычется носом. Спрашивает, можно ли войти… Что ты еще хочешь мне сказать?

Л е с я (закрыв глаза). Я хочу сказать… Я люблю вас.

Т у р б и н (тихо). Это не так. Тебе кажется.

Л е с я. Нет! Разве я бы сказала…

Т у р б и н. Ты для меня — воробышек, и только.

Л е с я. Ну что же. Я все равно люблю! (Стремительно убегает.)

Нина, слышавшая этот разговор, сбрасывает пальто и хочет выйти из-за ширмы, В этот момент входит Л а в р о в а, в руках у нее полотенце.

Л а в р о в а. Все готово. Буду накрывать на стол. Можно вашу посуду?

Т у р б и н. Берите что нужно.

Л а в р о в а (достает из буфета тарелки, перетирает). Моя первая страсть — музыка. Вторая — хорошая посуда. Когда заводилась лишняя копейка, я мчалась в комиссионный. В комнате у меня не было ни книг, ни картин. Но в буфете — сервиз саксонского фарфора. И шкаф с нотами. Чайковский весь. (Замечает, что Турбин взволнован.) Вы меня не слушаете?

Т у р б и н. Чайковский… Да. Гениальный композитор…

Л а в р о в а. Красивый. Мужественный. В самый тяжелый для себя год он написал Четвертую симфонию. Петр Ильич всегда был для меня примером… Я тоже… стараюсь быть стойкой… (Вынула платок, украдкой вытирает слезы.)

Т у р б и н. Слезы? Почему?

Л а в р о в а. Умер он рано… Впервые исполнили его Патетическую симфонию…

Т у р б и н. Что случилось?

Лаврова молчит.

А мне казалось — мы друзья.

Л а в р о в а. Конечно.

Т у р б и н. Что же случилось?

Л а в р о в а (сдерживая слезы). Потеряла хлебную карточку. Восемнадцать дней. По четыреста граммов.

Т у р б и н. Из-за этого не нужно так огорчаться.

Л а в р о в а. Так ведь четыре буханки хлеба.

Т у р б и н. Они не стоят ваших слез. Я помогу вам.

Л а в р о в а. Нет, Кирилл Степанович, не поможете.