Сильнейшие

— Эй, пора ехать! — окликнули их.

— Сейчас! — резко, с досадой откликнулась Этле. Взгляд ее шарил по сторонам. Айтли поймет… Заметив красиво изогнутый сучок — ни дать ни взять хищная птица, изогнувшая крылья! — она отломила его и побежала обратно. Юноша уже ждал, готовый в путь.

— Этле, ты куда… — почти испуганно начал он.

— Держи! — перебила сестра.

— Долго вас еще ждать? — прозвучало сбоку, нетерпеливо.

— Командуй своими грис! — бросил Айтли, и рассмеялся, с нежностью глядя на сестру и подарок. Южане стерпели и резкость, и невольную задержку.

Дорога развернулась дальше, хорошо утоптанная, сухая, широкая, покрытая мутно-желтой пылью.

Белый, утопающий в цветах и деревьях город. Голодные взгляды, настолько плотные, что, кажется, прикасаются, даже мурашки по коже. Близнецы видели себя глазами этих… Для многих — не то что диковинка, но зрелище редкое. Словно в огромном кристалле горного хрусталя — со всех сторон зрачки, в которых отражены — светлые волосы, губы словно чуть припухшие, глаза цвета а росы — очень прозрачные, не то серые, не то голубые. Одежда изо льна, ткани северян. Они сами.

Человек, который их встретил — пожилой уже, и держится обходительно. С легким любопытством, но в основном равнодушно, будто встретил не слишком-то интересных полузабытых знакомых.

Но близнецы старались находиться поближе друг к другу и настороженно осматривали собравшихся — стараясь не замечать множественных собственных отражений в широких зрачках. Какие неприятные глаза… цвета янтаря, обсидиана, аметиста… один, с янтарными как раз глазами, медленно и лениво смотрел на девчонку, не скрывая циничной, чуть высокомерной улыбки. Девушка чувствовала этот взгляд и держалась подчеркнуто прямо и холодно.

Северянка дернулась, заметив, как юноша, стоящий рядом с этим, чуть подался вперед, будто готовясь к прыжку, глаз не сводя с Айтли.

Лицо дышало такой безумной ненавистью, что Айтли в ответ пристально посмотрел на него.

Тот не то улыбнулся, не то оскалился — нехорошо взглянул, вскинул смуглую руку, раскрыл пальцы, снова согнул, подражая тому, как убирают когти энихи.

Близнецов уже поманили за собой, а северянка, подчиняясь зову, все чувствовала взгляды — один — между собственных лопаток, и другой, рядом, направленный в спину брату, тяжелый и острый, словно копье. Не могла ни оглянуться ни понять, какой из двух взглядов страшнее.

Их поместили в невысоком узком доме рядом с Домом Светил, оставив под присмотром сестры Шиталь Анамара — это имя близнецы знали; на встретившую их женщину им было попросту наплевать — она не производила впечатления опасной. Неподалеку располагались служители Дома, но близнецов от них отделяла живая изгородь в рост человека. Да и не было никакого желания куда-то идти, разглядывать Асталу. Даже не спросили, позволят ли. Есть свое гнездо, и некуда не хотелось оттуда. Лишь бы не трогали…

Этле весьма не понравилось, что их комнаты располагались по разные стороны от входа — две у Айтли и две у нее, небольшие, с тяжелыми белыми пологами на двери. Обстановка до отвращения южная — вроде и все, как на севере, ничего лишнего, но — шкуры на полу, узоры из сплетенных фигурок зверей и язычков пламени, вытканных на покрывале… Все полное каких-то животных сторон бытия. Прямо к окно заглядывала ветка померанца с остропахнущими глянцевыми листьями, каждый в ладонь шириной.

И решетка на окне — голову еще можно просунуть, не больше.

— Ну вот они и ушли наконец, — пытаясь казаться веселым, проговорил Айтли, видя, что Этле совсем приуныла. Сестра подошла к нему, встала за плечом.

— Зачем делать вид, что все хорошо? Тебе не лучше, чем мне. Мы должны по-настоящему держаться друг друга, а не успокаивать фальшивыми фразами. Я же помню, что ты говорил во время дороги.

— В конце концов, тут тоже люди, ведь разумны они, в самом деле, — пробормотал Айтли. — Лачи сказал — уж полгода как-нибудь вытерпите…

— Если он говорит — полгода, это значит год, не меньше, если не больше…

— За год с лишком южане от нас устанут, — он все еще пытался держаться весело. — Ну ты сама посуди — зачем мы им на столь долгий срок? С долиной Сиван разберутся куда быстрее. Ни одного камня скоро не останется, если туда еще примчатся южане.

— Я не хочу тут жить, и привыкать — не хочу, — в очередной раз повторила Этле.

— И что ты предлагаешь? Посылать к дядюшке голубей, чтобы он смилостивился и позволил забрать нас отсюда?

— Нет, это бессмысленно, — она невесело поглядела в окно, где на темной траве качались тени от листьев. Потрогала ветку — с отвращением вытерла измазанные смолкой пальцы.

— Неужто думаешь о побеге?

— С первого часа, как я здесь.

— Этле, это совсем неразумно. Во-первых, нас охраняют. Но, даже если бы нам удалось провести стражей, куда мы пойдем?

— Чема не так далеко…

— Недалеко, ты говоришь? Подумай. На грис до него добираться больше недели. А пешком, по бездорожью…

— Почему по бездорожью? Дорога, по которой мы ехали…

— Ты сущий ребенок, сестренка… Ну, подумай — искать-то нас будут в первую очередь на дороге…