Сильнейшие

— Прощай тогда, — чрезмерно сухо сказала Этле, украдкой оглядываясь на лес. — Благодарю за помощь — если представится случай, я обязательно окажу тебе ответную услугу. — С громким протяжным криком пролетела сова; девушка вздрогнула, торопливо сунула руку за пазуху: — Вот, возьми на память… — Протянула маленький диск, бронзовый, с позолоченными краями — на нем танцевала чеканная фигурка женщины с цветами в руках, в уборе из перьев.

Чинья приняла дар и некоторое время смотрела вслед невольной подруге. Потом довольная улыбка тронула ее губы — северянка не понимает ничего. А Чинья — будет, как прежде, значима в доме Тайау.

Это утро показалось прохладным — против обычного. Айтли проснулся очень рано, когда небо едва начинало светлеть, и лежал, глядя в потолок. Когда стало совсем светло, понял, что уже не уснет, и потянулся за одеждой. Услышал голоса.

— Если вы не устережете и его, — говорили снаружи, у изгороди, — То я даже не берусь сказать, что с вами будет.

— Но, али… — прозвучало громко, и перешло в невнятные оправдания. Айтли напрасно напрягал слух.

— Мне плевать, откуда она сбежала. Хоть из самой Бездны. Стерегите мальчишку!

Айтли вскочил и высунулся в окно, рискуя застрять, успел увидеть мелькнувшую на дорожке высокую плотную фигуру. Кажется, видел этого человека раньше…

Отступил назад. Сел. Вновь поднялся, шагнул к окну, кликнул стражников.

— Чего тебе? — прозвучало довольно злобно.

— Что с моей сестрой?

— Заткнись и сиди тихо. Из-за вас… — дальнейшего он не понял наполовину, южные ругательства были, пожалуй, богаче северных. Высказав все, что было на сердце, стражник вернулся к себе.

Айтли сел на пол, бездумно царапая ножку кровати. Этле. Что-то случилось? Всегда были одним целым… Радость, что сестра сумела сбежать, сменялась ужасом — одна, как она доберется до поселений? И… как ее встретят дома? Хмурое худое лицо Белой Цапли предстало перед глазами. И Лачи, ровный тягучий голос… А ведь Этле могут вернуть. Или ей вечно прятаться? На севере — невозможно.

Она мчалась по лесу испуганной ланкой, росчерком светлым, капелькой, что срывается с неба, когда ворон ночи гонится за ней, разинув клюв. Лоскутья страха оставались висеть на ветвях — ее страха, того, что испытывала и того, что она создала для людей — для погони.

Об одном позабыла — не только люди были ее врагами.

Погоня, горячие тени — опоздали, не вовремя спохватились: она выиграла у них целые сутки. Но те, что шли по ее следу, знали, как искать одинокую светлую капельку, и если сбивались с верной тропы, не сбивался один — летящий между стволами, сквозь сплетения веток черный тяжелый зверь.

Сильное тело не хотело сдаваться усталости; хотя грис могли бежать быстрее его, не умели лавировать в зарослях, мгновенно меняя направление.

— Она уже в Уми, наверное, — выдохнул один их охотников, когда остановились для короткого отдыха.

— Нет. Прямые дороги для девчонки закрыты, обходных северянка не знает. Чинья сказала ей только самое общее — сама вряд ли покидала Асталу.

Прерывистое дыхание, и юноша поднимается с земли, на которой мигом раньше стоял черный массивный зверь. Не хочет оставаться на месте, хоть и вымотался изрядно.

— Погоди, — Къятта прикрывает глаза, кладет руку ему на плечо. Остальные тоже устали… но уж лучше свалиться потом, чем проклинать себя за глупость и лень. Остальные ждут, что он скажет — отдыхать или снова нестись, будто одержимые нихалли.

— Вперед.

У поворота к небольшому озеру сжалился-таки над спутниками, разрешил разбить лагерь. Судя по едва уловимому следу в воздухе и редким отпечаткам копыт грис, Этле не смогла вовремя миновать озеро и теперь вынуждена будет его обходить. А дороги тут нет — одно название, старая звериная тропа.

— Я разведаю, чтобы не потерять след, — вызвался младший брат. В глазах — ярость напополам с азартом.

— Иди, зверушка, — Къятта не сумел сдержать вздоха. Сейчас его точно не остановишь… он скорее утопится в озере, чем останется сидеть, сложа руки.

— Я тоже! — вскочил самый молодой из охотников. Къятта кивнул — идите оба…

Юноша-синта ловко проскальзывал среди лиан и лап колючего кустарника, гордый выносливостью своей — впереди был только черный энихи, которого тоже гнала вперед сила юности. На сей раз они двигались быстро, однако не столь стремительно, как раньше — и, увлекшись погоней, заходили все дальше, позабыв, что намеревались только разведать путь.

Энихи-оборотень миновал брошенную Этле завесу — он просто не понял, что это такое, она ставилась не на зверя, а на охотника. Но юноша-синта в летел в детище северянки-уканэ с разбегу.

Ужас упал на него клейким пологом, сетью гигантского паука — юноша вскрикнул, рванулся назад, снова жалобно закричал, запутавшись в невидимой сети — и, углядев в зарослях перед собой сверкнувшие алым глаза, исхитрился порвать паутину. Перекатился по земле вбок, слыша дыхание огромного зверя, со всей силы швырнул два дротика в мохнатое тело чудовища.

Полный боли вопль был последним, что он услышал — умирающий зверь успел-таки прыгнуть.