Сильнейшие

Напряжение не отпускало. Он все ждал, когда же это существо поймет, что мысли бывшей игрушки заняты исключительно севером… и придет в ярость. Бесконечные, тяжелые мгновения — вот он спрыгивает с грис, оборачивается, убирая со лба волосы, беглый взгляд, блестящий, прямой — все ли в порядке? — и душа каменеет. А он — отходит к остальным, так ничего и не заметив.

Южан Огонек больше не опасался — с момента, как решил для себя — тут от него может быть куда больше пользы. Ведь Лачи сказал… Пусть он ошибся, пусть полукровка не смог исполнить порученное. Но как-нибудь по-другому — сумеет. Или и вправду — тряпка, ничтожество.

Тумайни — женщина, ведущая отряд, и не приближалась к Тевари. Остальные тоже не заговаривали — подумаешь, приблудился звереныш. Если бы эсса были — сказал бы, что им нет смысла вести себя иначе. А эти… просто не испытывают ни гнева, ни пренебрежения. Белка и белка рыжая, пусть себе скачет; одной грис не жалко.

«Так я и буду — один…»

И правильно. Лучше один, чем снова служить забавой, чем каждый миг помнить — подобрали из милости… Только вот зачем я на юге сейчас?

Кайе сказал — «я должен». Но нет такого долга, «ведущему» заботиться о том, кого вел.

Огонек предпочел махнуть рукой на подобные мысли, ну их…

На очередном привале стали недалеко от маленькой, поросшей камышами реки. Ее вода была совсем темной — то ли по цвету дна, то ли исток ее был в одном из «черных озер» — по легенде, подобные прячутся глубоко под землей и вода их усыпляет человека навечно. Но на свету силу теряет — поэтому здешнюю воду все пили спокойно.

Кайе сидел у речушки, проводил пальцами над темной гладью воды. Что он высматривает? Уж точно не свое отражение.

Оглянулся, сверкнула улыбка:

— Держи! — протянул огромную сине-зеленую стрекозу, блеском похожую на драгоценный камень. Озорные глаза, и сам — светлый, радостный.

— Ты… — Тевари ошеломленно глядел на него.

— Что? Стрекоз не видел?

— Ты смеешься. По-настоящему…

Смех и был ответом.

«Бабушка, Ила, Кираи, — все ликовало в душе Огонька, — Может быть, я сумею… Вы будете гордиться мной. Вы… любили меня и так, но я заслужу эту любовь!»

Последующие дни лихорадочно вслушивался в каждую интонацию, ловил каждый жест — стал ли оборотень более человечным?

А по ночам вслушивался в неровное, горячечное поначалу, теперь все чаще спокойное дыхание, напряженно ожидая — проснется ли? Уйдет ли снова в ночь?

Думал о доме.

Кроме Тумайни, женщина в отряде южан была всего одна, и та выглядела больше похожей на мужчину — приземистая, ширококостная, правда, с роскошной косой. Мысленно сравнивал ее со знакомыми северянками, тем более что Тумайни видел нечасто — та ехала во главе отряда. Сравнение выходило не в пользу южанки, но пальму первенства с чистой душой отдать другим не получалось — тут же перед глазами вставала Киаль… да что говорить, и девушки ее были на редкость красивы. А у Кайе своих служанок не было… и вообще, тогда Огонек был еще мал, чтобы вникать во все тонкости.

Спросил, улучив момент, у оборотня:

— У тебя есть подруга — там, в Астале?

— Нет, — довольно угрюмо ответил. Огонек не стал допытываться — привык, что на каждый второй вопрос следует просьба заткнуться. Но мысли пошли в ином направлении, и он упорно не отставал, стараясь держать свою грис поближе к Кайе:

— Я много читал в Тейит. Скажи, почему пути севера и юга разошлись настолько, что полукровки почти наверняка родятся лишенными Силы? Ведь раньше все были одним народом. Если бы удалось как-то справиться с этим, преодолеть поставленные Силой границы…

— Чего ты от меня хочешь? — тот развернулся, предоставив грис бежать куда вздумается. — Чтобы мы начали брать себе женщин-эсса? И я — первым, да? — по счастью, грис его была вышколенной и с тропы не сошла.

— Я ничего не хочу, я пытаюсь понять.

Представил пару — Кайе и Этле. Хихикнул, настолько нелепой показалась картина. Фантазия услужливо нарисовала продолжение — детей, соломенного цвета длинношерстных энихи. Поглядев на хохочущего уже во все горло Огонька, оборотень ударил свою грис по крупу и умчался вперед.

Когда Тумайни отдала приказ разбить лагерь, Кайе перекинулся и скрылся в лесу. «Не отпускайте его!» — чуть не закричал Огонек. Но они пересмеивались, ожидая зверя с добычей. Они не знали, что он меняет облик каждую ночь… или знали? Хороши были бы южные стражи, не заметив огромную кошку, шныряющую туда и сюда.

Тевари отошел подальше; сидел у ручья, наблюдая за струями — те подпрыгивали у дна, будто маленькие узкие рыбки. За спиной прошла пара южан из свиты; его заметили, но ничего ему не сказали. Обменялись репликами между собой, отнюдь не стараясь говорить потише:

— Никак не пойму, зачем ему полукровка. Еще и с их стороны…

— Да он жил у Кайе два года назад.

— А! Тогда понятно, почему он сам северян бросил — наша киса всяко лучше. Пушистая, ласковая.

Они засмеялись и прошли дальше.

Огонек вскочил, прижал ладонь к груди, сердце пытаясь утихомирить, вглубь затолкать — а то вот-вот выскочит.