Сильнейшие

Ийа отнес Тевари в сторону от реки, положил под полотняным навесом. Всего в сотне шагов была их стоянка, оказывается… а за поворотом реки и не видно.

— Сиди тут.

— Кажется, до конца дней не смогу на воду смотреть, — Огонька передернуло. Поднял глаза и сказал от души:

— Спасибо!

Ийа улыбнулся, коснулся волос Тевари — не по-хозяйски, как оборотень, а будто приветствуя полыхающее на голове полукровки пламя. И в темных глазах улыбка переливается, а лицо доброе. Тевари не удержался:

— Ты ведь уже помог мне тогда… Ты, я знаю теперь. Зачем?

— Глупый… — дрогнули краешки губ, — Ты — безобидный зверек, считал я тогда. Жаль ведь… и можно досадить Къятте, — улыбнулся вновь, совсем по-мальчишечьи.

Огонек внимательно пригляделся к собственному спасителя. Знал, что это ровесник Къятты, но Ийа казался моложе. И лицо было приветливым. Если бы от Кайе не слышал сто раз нелестные отзывы о роде Арайа, проникся бы полным доверием к спасителю. С другой стороны… у них ведь своя вражда, свои старые обиды. Пока он думал, южанин исчез по направлению к зарослям гибискуса. Судя по шевелению в кустах, именно там обретался выбравшийся из воды жеребенок. Огонек откинулся назад, опустив веки. Но отдохнуть ему не удалось.

Ийа был у реки не один — к полотняному навесу подошли человек шесть, младше годами. Тени их, длинные и густые, бежали впереди — и одна коснулась лица Огонька.

— Это и есть кискина полукровка?

— Думал, он посимпатичней. Кожа да кости!

— Зато с ним удобно играть, как с сухим листом играют детеныши ихи!

— А вы — стая акольи, — сказал Огонек. — Визжат, когда никто не слышит!

Зеленые, желтые глаза вспыхнули, юноши качнулись к нему. Они не были обозлены — Огонек понял, что лишь дал им возможность позабавиться. И словно завибрировал весь, ощутив себя натянутой тетивой.

— Тихо! — Ийа подошел мягко, и стая растерялась, словно и впрямь энихи приблизился к мелким акольи. — Оставьте его в покое.

Кивком головы велел убираться прочь. Юноши убрались, ворча недовольно.

— Трудно тебе у нас? — просто спросил, присаживаясь рядом.

Огонек замялся, не зная, что отвечать. Ийа помог:

— Я и сам знаю — трудно. И не старайся разорваться пополам — я представляю, чего ты мог наслушаться обо мне. Это тоже правда на свой лад — но ты знаешь Кайе. Он вспыхивает, словно сухая трава, если что не по нему. Его проще понять, если каждую вспышку делить на десять частей и выкидывать все, кроме одной, не считаешь? Останется самая суть, — засмеялся тихонько.

И Огонек не сдержался, ответил улыбкой:

— Пожалуй.

Почувствовал, как устал постоянно быть в напряжении. Слабость, вызванная барахтаньем в реке, наполняла тело. Может, поэтому душой потянулся к теплу, просто теплу, а не лаве вулкана.

Ийа наблюдал за игрой рыбок в реке. Поглядывал и на мальчишку — вскользь, убедиться, что все в порядке.

— Не мерзнешь? — спросил Огонька. — Бывает после такого купания.

— Нет.

— Отдыхай. В доме, где живешь, не больно-то распоряжаешься своим временем сам, верно?

Тевари кивнул, и потом лишь подумал — а стоило ли соглашаться? После Лачи пора бы умнее быть. Да ну его в Бездну, ум этот. У Ийа добрые глаза. Если никому не верить, уж лучше сразу камень на шею — и в стремнину.

Ийа заметил мурашки, бегущие по коже подростка, молча принес одеяло и закутал мальчишку. Шерстяное, теплое, оно отогнало холод. Спать захотелось, но Огонек держался — невесть что о нем подумают. Ийа понял:

— Это река. Не беспокойся, все хорошо. Она выпила силы.

— Я ничего не понимаю, — пробормотал Огонек полусонно. — Ты не любишь Род Тайау… не проще ли было меня утопить, или хоть не вытаскивать? Сейчас-то зачем?

Гибкая сильная рука взъерошила его волосы. Ийа смеялся.

— Ты на севере наслушался про нас баек, да?

— Не только на севере…

— У каждого своя любовь и свои враги. А еще я должен отрывать крылья всем встречным бабочкам, чтобы подтвердить, что Кайе прав в своей ненависти?

Огонек почувствовал, что уши его начали полыхать.

— Прости.

Ийа не обиделся, сказал легко:

— Так и делаешь, мальчик. Сначала скажешь, потом подумаешь, да? Ты много уже натворил.

— Разве много? — насторожился Тевари, понемногу выползая из кокона одеяла. Ийа протянул руку, остановил: грейся.

— Ты еще дитя. Оборотень по сути тоже — хоть и постарше тебя. — Заметив, как расширились зрачки Огонька, поднял ладонь. — Мир! Я не скажу о нем плохого слова! Но сам подумай. Я знаю, что произошло в долине Сиван. А вот понимаешь ли ты, что сделал? Он — сомнительный щит ли, оружие ли против севера… потому что несет раздор между своими на юге.

— Неправда!

— Отчего же? Мы и так на краю. Ни один лес не прокормит стаю энихи или медведей, да и не живут они стаями. В Астале — живут, считая себя людьми. А потом явится кто-то еще… Вот он пришел.

— И что же?

— Когда вулканы уничтожали старые города, на смену им приходили новые. Появилась Тевееррика. Все должно изменяться, мальчик. Я не против перемен… но перемены бывают разными.

— Разумеется, ты надеешься, что изменится все в пользу юга?