Сильнейшие

— Я не знаю, что и когда он расскажет! — отрезала Элати. — И хочу сделать это сама — и как можно быстрее. Голубям не доверю, они всего лишь глупые слабые птицы.

— Но ты знаешь мало…

— Тут останешься ты. Или боишься? Лачи и на тебя нагнал страху своей кошкой в ошейнике!

Видела бы ты «кошку» в долине Сиван, не сдержал смешка Лачи. Значит, Элати покинет их, одиноких, и поскачет к сестрице во весь опор. А Лешти, верный, испуганный, останется тут.

Ну и чудно.

Все было ясно, и он не стал дослушивать — Элати упряма, не меняет решений. Разве что прикажет сестра, которой тут не было точно. Соправитель поспешил к пленнику своему.

Повязка валялась в углу комнаты.

Черный энихи свернулся в другом углу.

— Возвращайся, — позвал Лачи. — Поговорим.

Кошка только стукнула хвостом по полу — Кайе не мог позволить себе открыто выказать гнев… впервые. Но презрение — великолепно.

Зверь не собирался перекидываться. А разговаривать с кошкой — нелепо.

Заставить просто, всего-то отдать приказ. Не хотелось. Сам себе удивлялся — привлекала эта дикая гордость, не было желания ломать ее, да еще так… примитивно, напротив, хотелось коснуться; вспомнил — в детстве, когда болел зуб, так же тянуло дотронуться.

Вот и решение, мелькнула мысль, и человек не сдержал тонкой улыбки. Осторожно опустил ладонь на спину зверя, помня — он ранен. Вот, и кровь снова пошла, как повязку сорвал, когда перекинулся… Пальцы утонули в густой черной шерсти, мягкой-мягкой.

Не обратил никакого внимания на рычание. Зверь встал, скидывая руку, шагнул в сторону, но словно лбом уперся в негромкое повеление:

— Оставайся на месте.

Все-таки без приказов с ним не справиться. Рука снова осторожно взъерошила мех, но, поднятая в третий раз, встретила пустоту.

— Амаута талли хиши!! — прошипел мальчишка, откидываясь к стене. — Добился, чего хотел, да? Убери свои лапы!

— Лапы у тебя, котенок, — северянин поднялся, отступил на шаг, улыбаясь. Подействовало. Перекинулся добровольно… почти. Оглядел его, подняв бровь:

— Может, умоешься? Или у вас на юге…

Договорить не успел. Прозвучавшая ответом длинная фраза вряд ли содержала в себе нечто осмысленное и пристойное, но эмоций в ней было через край.

— Оставь меня в покое!

— Да оставлю, не бойся. Если желаешь, ходи без повязки. — Указал на большой кувшин: — Воды тебе хватит.

На «не бойся» оборотень вскинулся, но промолчал. Лачи еще раз долго, пристально посмотрел на пленника, повернулся и вышел. Нет, пока он говорить не способен. Ничего, время ждет. Через пластину в двери видно было, что юноша делает, а из комнаты дверь казалась сплошь деревянной, обитой железом.

Мальчишка, убедившись, что дверь закрылась, сразу потянулся к воде — сначала пил, жадно, потом плеснул на тканое полотенце, принялся стирать кровь. Северянин угадал верно — котенок не боялся собственной крови, как и чужой, разумеется; но, испачкавшись, потом приводил шерстку в порядок с особым тщанием.

Печать печатью, но стоит его приручить. Лачи не считал сие невозможным — приручают и зверей, и людей.

Несколько дней прошло, и все эти дни Лачи напряженно думал. Мерил шагами комнату, служившую спальней — порой едва ли не до рассвета. Опасался наступать на лунный луч — оскорбится луна, отнимет удачу. Вот ведь, некстати вспомнил детское суеверие…

Лешти ходил за Лачи хвостом. Постоянная слежка поначалу забавляла, потом начала злить. А неподалеку засела вернувшаяся Элати, злобная, будто летучая мышь, и ожидала докладов соратника своего. Сама больше не совалась к котенку. Лачи догадывался, что произошло… наверняка ведь полезла сама, посмотреть — и увиденное очень ей не понравилось.

— Когда ты думаешь отвезти его в Тейит? — прямо спросил Лешти на пятый день, порядком разозленный недомолвками.

— У меня до сих пор нет уверенности, что следует его куда-то везти. Почти нет шансов ему порвать цепь… но вдруг? Я отвечаю за город. Пусть Соправительница приедет сама, и мы примем общее решение здесь.

— Лайа Белый Луч давно уже решила — он должен умереть или перестать быть собой, ежели тебе угодно сохранить тело, чтобы ставить южанам условия.

Лачи отвечал терпеливо:

— Ты даже не представляешь, сколько усилий мы тратим, чтобы переубедить друг друга с главой Обсидиана. Неужто думаешь, мне достаточно пары писем? У меня найдется, что ей сказать.

— Зачем тебе это чудовище живым и здоровым? Хочешь натравить его на юг? Берегись, Лачи. Ты не знаешь пределов покорности оборотня…

— Печать хальни сдержит и воплощение Бездны.

Подобные разговоры начали надоедать — Лешти гудел над ухом, и Лачи рад был бы не слушать его. Не мог — слишком привык принимать к сведению не только слова, но и нотки голоса.

Вскорости поймал себя на том, что, спасаясь от Лешти, начинает искать общества своего пленника, даже без мысли о приручении.

Приходил, привычно уже всматривался, ища малейшие изменения. Садился подле стенки с небольшими окнами — если так можно назвать высеченные в камне проемы, куда не пролезть человеку. Первым заговаривал с оборотнем — тот откликался все чаще, почти с готовностью. Молчать не привык…