— Что касается Дейви, у нас нет выбора, — ответила мадам Фавер.
Рашель пробудет у Анрио неделю или две, решил пастор. Там ее никто искать не станет. Как им действовать дальше, будет зависеть от того, что произойдет — или не произойдет — за эти две недели. О Швейцарии говорить пока рано.
Когда Фавер наконец вышел из кабинета, в доме было уже тихо и темно. Пастор разделся, лег в постель рядом со спящей женой и уставился в потолок, хотя в темноте его было так же трудно разглядеть, как и ожидавшее их всех будущее.
После долгих размышлений он пришел к выводу, что Рашель все-таки необходимо переправить в Швейцарию. Переход через границу связан с риском, но оставаться здесь гораздо опаснее. Он включит ее имя в список беженцев, которым Швейцария предоставит убежище, и через несколько дней она покинет Ле-Линьон. Ему было больно думать, что эта чудесная девушка исчезнет из его жизни, но выбора у него не оставалось.
В полночь, одевшись потеплее, Рашель выскользнула из дома помощника пастора. Чтобы случайно не наткнуться на немецкого лейтенанта, из-за которого на нее свалились новые несчастья, она выбирала темные улицы и то и дело останавливалась в подворотнях и опасливо прислушивалась.
Дейви ждал свою любимую на мосту.
По календарю уже наступила весна, но на плато кое-где еще не растаял снег и по ночам подмораживало. Дейви и Рашель обнялись, он поцеловал ее в замерзшие губы.
— Фавер отсылает меня в Швейцарию, — сказала она.
— Так и надо. Там ты будешь вне опасности.
— Мы не увидимся, пока не кончится война. А может, и вообще никогда.
— Война рано или поздно кончится, — возразил он. — Союзники скоро высадятся во Франции.
— Мы разлучаемся на долгие годы, а тебе все равно.
— Для меня важнее, чтобы с тобой ничего не случилось.
— А об остальном ты не думаешь?
— Я пойду с тобой, — сказал Дейви.
— Правда? — обрадовалась девушка.
— Хочу убедиться, что ты перешла границу.
— Пастор тебе не позволит.
— Ему не удастся меня остановить.
— Он не хочет, чтобы мы были вместе.
— В любом случае я пойду.
И снова они целовались, целовались с отчаянием, словно этой холодной ночью навеки прощались друг с другом.
На следующий день Фавер опять закрылся в кабинете. Дейви постучал и вошел.
— У меня сейчас нет времени на разговоры, — сказал пастор.
— Вы переправляете Рашель в Швейцарию. Я хочу с ней.
— Откуда вам это известно? — спросил Фавер и, не дождавшись ответа, посмотрел в сторону. — Вам нельзя с ней идти. Ваше имя не включено в список.
— Какой список?
— Мы предварительно посылаем в Швейцарию список. Не получив подтверждения, что беженцев там примут, мы никого не переправляем.
— Меня просто интернируют на время войны.
— Вас устраивает такой вариант?
— Это не самое страшное.
— В пути вам надо будет держаться подальше от Рашели, — предупредил Фавер, — чтобы, если одного из вас схватят, это не повредило другому.
— Хорошо.
— Даже если вам обоим удастся перейти границу, вы не будете вместе. Вас интернируют, а ее нет.
— Я хочу убедиться, что она добралась до Швейцарии, что ей ничто не грозит.
Смирившись с тем, что он сдался практически без боя, пастор сказал:
— Что ж, если это то, чего вы хотите…
— Это то, чего я хочу.
Они долго сидели молча. Первым заговорил Дейви:
— Вы были очень добры ко мне. Вы спасли меня от лагеря, а может, и от чего-то пострашней. Я хочу, чтобы вы знали: я понимаю, чем я вам обязан. После войны я найду способ вас отблагодарить. А сейчас мне пора покинуть ваш дом.
И снова наступила длинная пауза.
— Когда мы отправляемся? — спросил Дейви.
— Завтра, — ответил Фавер. — Как только стемнеет.
Глава десятая
Хотя детям сказали, что Рашель уезжает недалеко и ненадолго, в тот вечер они не отходили от нее, словно чувствуя, что прощаются навсегда.
Мадам Фавер вышла с девушкой в прихожую, где они со слезами упали друг другу в объятия. Затем появился пастор.
— Готова в путь? — Он заставил себя улыбнуться. — Ну что ж, до свидания и желаю удачи.
— Папа… — начала Рашель, опустив глаза.
— У тебя всего десять минут, лучше поторопиться.
— Он расстроен, что ты нас покидаешь, — сказала мадам Фавер. — Вспоминай его добрыми словами.
Рашель еще раз обняла приемную мать, только теперь уже без слез, и вышла на ночную улицу. Возле станции ее ждал Дейви. Ей было восемнадцать, и она покидала Ле-Линьон, чтобы снова начать новую жизнь на новом месте. Будущее пугало ее и в то же время манило.
Проводником их группы был семнадцатилетний парень в форме бойскаута. Днем его приводили в дом пастора, и, уединившись с Дейви и Рашелью, он проинструктировал их насчет предстоявшего путешествия. Рашель переводила.
— Он же совсем мальчишка, — сказал Дейви по-английски.
— По-моему, он знает, о чем говорит.
— Спроси, сколько человек он уже перевел через границу.
Парень объяснил, что ходит в Швейцарию в среднем раз в неделю, а первую группу беженцев провел еще в сентябре.
— Форма бойскаута — великолепная маскировка, — сказал он. — Кому придет в голову, что парень в моем возрасте может быть проводником?
Дейви поинтересовался, не знает ли он, как связаться с местным партизанским отрядом, и тот сказал, что знает.