Сильные души (ЛП)

Он наклоняет свою голову, будто плохо меня расслышал, и кладет обе руки на руль, сжимая его так сильно, что костяшки пальцев становятся белыми. Кровь стекает по его скуле, левый глаз настолько распух, что почти закрыт, но не похоже, что это хоть как-то его волнует.

— Домой? — он смеется, качая головой, по-видимому, от отвращения. — Почему бы тебе не сказать, чего ты хочешь на самом деле? Просто признай, что собираешься к нему.

Я пристально изучаю его взглядом, свет от фар машины освещает одну сторону его лица. Его губы в крови, лицо в красных подтеках в тех местах, куда пришлись удары Чейза.

— Ты собралась ехать следом за ним, разве не так?

Так.

— Дин, мы расстались с тобой прошлым вечером. Какая тебе разница?

— Ага, ну, ты могла и соврать мне, — он вытирает открытые губы ладонью и убирает с лица свои черные волосы. — Почему ты не можешь ему сказать, чтобы он отстал? Ты трахаешься со мной, но я знаю, что по ночам ты пробираешься в его комнату и делаешь там что? Ты и с ним тоже трахаешься?

Я задумываюсь над тем, когда я стала девушкой, которая скрывается за черной шапочкой и серой толстовкой, разорванной по краям, и которая позволяет, чтобы на нее кричал ее бывший парень.

Я не реагирую на то, что Дин матерится, на его обвинения в том, что я все делаю неправильно. Вместо этого я пялюсь на свои руки и серые рукава, которые натягиваю на них. В сером я чувствую себя комфортно. Черный цвет предполагает что-то плохое, белый предсказывает что-то хорошее, но серый, серый это просто цвет между теми двумя, который, так же, как и я сама, никогда не вписывается ни в какие стандарты. Серый — мой цвет, потому что это цвет моей жизни, облаков надо мной.

Когда я начала рассматривать свою жизнь как разные оттенки серого?

Случилось ли это тогда, когда умерли мои родители?

Или это произошло уже позже?

Нет, я знаю, когда это началось. Это произошло прошлым летом и стало самой большой ошибкой в моей жизни.

Кто-то стучит по окну со стороны Дина и машет ему двадцаткой.

— Оставайся в машине, Куинн.

Пока Дин общается со своими клиентами, я сижу внутри машины с открытым окном, слушая разговоры собравшихся на лужайке, которые думают, что я их не слышу. Мне нужно было бы выбраться из машины и уйти, но я сижу здесь, поглощенная разговором снаружи.

— Вы верите этим двоим? — девушка указывает на Дина, подносит к губам свой стаканчик и делает глоток.

— Дину и Бренту? — спрашивает вторая девушка, развернувшись и уставившись на черную «Импалу», в которой сижу я, а Дин стоит, прислонившись к капоту.

— Нет, я имею в виду, Дина и Куинн. Они выглядят как-то… Не знаю, странно.

В любом случае, что вообще является нормальным?

Эти девушки сами-то знают это?

Каково определение этого слова?

Я думаю, что для каждого оно означает что-то свое.

Большинство людей сейчас считают меня кем-то вроде изгоя. Они скажут: «Ох, посмотрите на нее, она несчастный трудный подросток, потому что ее родители погибли в автомобильной аварии».

В течение долгого времени я получала особое обращение и экстра внимание. Не то, чего я хотела в тот момент, но мои родственники даже прислали мне экстравагантный подарок на день рождения и сотни баксов в подарок на Рождество, чтобы компенсировать мою потерю. Я не знаю, пытались ли они таким образом подтолкнуть меня к тому, чтобы я жила с ними, а не с Эмери, но спустя некоторое время это прекратилось, и жизнь стала такой, как была раньше, только без родителей.

Нам с Эмери удалось сохранить дом, в котором мы росли. Жизни обоих наших родителей были застрахованы, поэтому страховка окупила дом, и деньги были внесены в мой трастовый фонд на колледж.

Со своей половины денег Эмери купил рыбацкое судно и начал свой собственный бизнес, поэтому мог заботиться обо мне сам. И тогда со стороны казалось, что все получилось, но в реальности все было совсем не так.

Я была в восьмом классе, когда поняла, что, несмотря на веру, что все будет хорошо, я уже никогда не смогу быть такой, какой была до этого происшествия. Сказать, что я испытывала чувство вины из-за того, что выжила, ничего не сказать. Я, как неустойчивый склон холма с потенциальной возможностью схода земли.

Я продолжаю наблюдать за группой первокурсниц, подслушивая их через приоткрытое окно.

По их хихиканьям становится понятно, что они в восторге, что находятся здесь, в доме у выпускника. Полагаю, что в некотором роде я даже не могу их винить, потому что, будучи первокурсницей, я была точно такой же, как они.

Одна из них стоит ближе ко мне, ее хихиканье разносится на весь двор, но никого не привлекает, будто она невидимка.

— Если бы вы могли выбрать парня из школы, с которым потеряли бы девственность, — начинает она, резко дернув рукой со стаканом в сторону подруг, — кто бы это был?

Они взвизгивают от ее вопроса, каждая из них начинает рассматривать бейсбольных игроков, которые сейчас стоят на газоне, но, похоже, они все склоняются к тому, чтобы выбрать Чейза, так же, как сделала бы я, но его здесь больше нет.