Сильные мести не жаждут

— Герр генерал! Быстрое продвижение вперед по главной улице села, по-моему, небезопасно.

— Что? Вы боитесь западни, Гауф?

— Простите меня, герр генерал, и разрешите напомнить: русские никогда не отходят просто так, без определенного умысла. Если без боя оставили главную улицу, то, по всей вероятности, неспроста. Вы посмотрите правее, герр генерал, там у них окопы и траншеи. Вполне возможно, что это — вторая линия обороны.

— Ничего, все идет как надо, Гауф. Вторую оборонительную линию русских мы сомнем с ходу. У них мало сил, майор, и мы воспользуемся этим.

— Но, герр генерал, там может быть противотанковый или пулеметный заслон. Если мы влезем в эту щель между домами…

— Замолчите, Гауф! — свирепо сверкнул глазами Штеммерман. — Знайте свое место. Я не нуждаюсь в ваших предостережениях… Липперта к рации! — крикнул он радисту. — Герр Липперт! Приказываю усилить преследование русских. Не давайте им закрепляться! Вперед! Только вперед!

Гренадеры заняли плотину, вышли за пруд. Гренадеры ворвались на главную улицу. Гренадеры бежали дальше, сначала небольшими группами, прячась за домами, потом стали продвигаться более открыто.

Отсюда, из бункера, Штеммерману трудно было видеть детали боя, но, представляя себе его картину в целом, он вдруг забеспокоился. Почему русские не контратакуют? Почему пренебрегают столь очевидной и единственной возможностью? Может быть, Гауф прав? Засада? Западня?

И, как бы разрешая сомнения Штеммермана, в глубине села завязался упорный бой. Волна эсэсовцев накатилась на мощный пулеметный вал. Одновременно русские открыли огонь с флангов. Штеммерман видел, как в панике заметались гренадеры Липперта, увязая в грязи, шарахаясь от плетня к плетню, устилая трупами черную хлябь улицы.

— Танки!.. Почему Липперт не вводит в бой танки? — заорал Штеммерман. — Передайте Липперту мой приказ: немедленно бросить в бой танки, подавить русские пулеметы!

И вдруг его глаза сделались неподвижными, в них появился ужас.

— Кажется, русские опередили нас… У них танки, — произнес он упавшим голосом. — Они успели раньше.

Гауф и Блюме поняли, что бой проигран. Понял это, должно быть, и Штеммерман. Надо было как-то спасать положение, что-то делать, не медля ни минуты. Штеммерман вызвал к телефону командующего артиллерией и приказал возобновить обстрел села, распорядился сосредоточить на подступах к плотине два танковых батальона, вывести из резерва уцелевшие самоходки.

Генерал был полон решимости. Он так горячо принялся за дело, что в первые минуты забыл о неудаче, заставил себя поверить в успех. Если не сейчас, то никогда!.. Никогда!

Штеммерман старался быть спокойным и твердым, но его выдавал нервный тик — непроизвольное подергивание синевато-желтого мешка под глазом. И, глядя на него, Блюме догадался: там, в селе, произошло что-то неожиданное. Подойдя к амбразуре, он навел бинокль на Ставки. Из боковых улиц, обгоняя друг друга, ведя на ходу огонь, мчались тридцатьчетверки. Блюме облегченно вздохнул: успели! Теперь, господин генерал, можете считать обреченной и вторую попытку прорваться. Русские танки сделают свое дело.

— Они отрезали валонцев, — прохрипел Штеммерман.

— Да, те, что вошли в село, назад не вернутся, — мрачно подтвердил Гауф. Он принимал по рации сообщения из батальонов и не смотрел на генерала. — Мои лучшие ребята…

Из динамика донесся приглушенный пулеметным треском панический крик:

— Говорит Зиберт! Говорит Зиберт!.. Докладываю: русские танки вышли на мой участок. Прошу артиллерийского прикрытия! Ориентиры черная яма, поворот шоссе.

Через несколько минут раздался полный истерического отчаяния голос другого командира:

— Докладывает Шванк! Вы меня слышите?.. Докладывает Шванк! Противник контратакует танками… Направление главного удара ориентировочно — стык с «Валонией», Где наши танки?

«Это, конечно, еще не поражение, — размышлял Блюме. — В резерве у Штеммермана — дивизия «Викинг», бронированный кулак, который генерал собирается ввести в бой. Теперь все будет зависеть от того, много ли у русских танков, сумеют ли они выстоять, если Штеммерман бросит в бой эсэсовскую танковую дивизию».

А пока тридцатьчетверки контратаковали.

— Я Шванк! — трещало в динамике. — Я Шванк! У меня нет связи с правым соседом… Русские перешли плотину… Они уже в долине…

Блюме наблюдал за смятением в бункере, испытывая одновременно чувство горечи и наслаждения… Так должно быть. Этого он ждал еще в Испании. Однако как велика цена тому, что происходит! Как много льется человеческой крови! Тут, рядом, его старый приятель Гауф, бесхитростный, простодушный человек, исполнительный офицер. В углу телефонист, совсем мальчик, которому, может быть, именно сегодня суждено сложить свою голову… И те, что орут и неистовствуют на своих батальонных КП, проклинают русские танки. Остановитесь, откройте глаза! Благословите минуту спасения! Немцы, сыны земли моей!..

Гауф взял микрофон рации, сжал его так, что побелели пальцы.

— Немедленно отходить! Стереотрубы и буссоли можно бросить. Радиостанции забрать или уничтожить! Схемы и кодовые таблицы сжечь!