Сильный духом, холодный сердцем

Женя плакал, когда я пришла в себя. Он умолял простить его, но я уже не слушала. Встала и пошла к шкафу, сгребая в кучу свои вещи. Вначале он порывался убить всех спасателей нашего города, но я словно змея, шикнула в его сторону, припугнув, что напишу заявление и сниму побои, если он хоть на метр приблизится к базе. Он знал, чем ему это грозит. У него уже был один нехороший случай, но тогда он побил не меня, а молодого парня, который улыбался мне. В этот раз я конечно виновата, но дело даже не в этом. Удивительно, как резко, казалось бы, близкие люди могут стать чужими. Между нами появилась пропасть не только в понимании, чувствах, но и в жизненных устремлениях. Странно, что он не сломал мне скулу, видимо, я успела увернуться, и удар получился скользящим, что-то вроде тяжелой оплеухи. Упала скорее от ужаса, стукнулась головой, теперь она кружится.

Чувство вины аккумулировалось до предела. Мне было его жаль, я даже в какой-то мере понимала, почему он поступил так, как поступил. С детства Женя решал вопросы на ринге. Привык реагировать на проблемы резким хуком справа.

Он сидел на полу, сжав голову руками, а я кидала одежду в сумку. Он признавался мне в любви, а щека так болела, что даже сил рассмеяться по этому поводу не было. От его «любви» кружилась голова, тошнило, а приложенный кусок мяса к виску холодил кожу. Это был первый раз, когда он меня ударил, но больше я никогда не позволю подобного.

Я ушла жить в гостиницу. Женя несколько раз приходил, выведав в каком номере я остановилась, скулил под дверью, умоляя не подавать на развод. Но это, как разбить фарфоровую статуэтку, обратно идеально уже не склеишь. Пытался рассказывать о счастливых моментах нашей семейной жизни. Сотню раз спрашивал, почему я кинулась на чужого мужика и чего именно мне не хватало? Ответов на его вопросы у меня не было.

Мне хотелось, чтобы Женя просто ушел и оставил меня в покое. Лицо почти сразу опухло и стало синим. Дело даже не в физической боли. После этого удара, отношения с Женей разбились вдребезги о самое дно. Когда уже обратно превратиться в нормальных людей невозможно, когда двое уже не обернуться в толпе, увидев друг друга, а скорее пробегут мимо, опустив голову.

Все было разрушено мной, я это прекрасно понимаю и не пытаюсь себя выставить в розовом свете. Но я пошла на тот поцелуй осознанно, не глядя, не оборачиваясь. Всегда была за моногамию, считала, что сердце неделимо. И честно говоря, обманывать человека, с которым у тебя близкие отношения — это невыносимо. Не должна я была с Женей так поступать, но к Кириллову меня понесло на всех парусах, что-то очень сильное и настоящее.

Глядя на последствия ревности Жени в зеркало, я поняла, что стала похожа на алкоголичку в долгом запое. Не хотела, чтобы меня кто-то видел такой, но на работу ходить надо было.

Это я сказала Викингу о том, куда именно пошел Олег Борисович, я так за него испугалась, что бросилась все и помчалась на базу. Женя ведь профессиональный боксер…

Истерично нарезая фрукты и овощи, я стучу ногой по полу, нервничая. Не имею права узнавать, как он. Мне неизвестен номер его телефона. Мне бы только увидеть, что с ним все в порядке. Особо не на что не надеясь, я медленно подхожу к базе, поднимаюсь по ступеням. Густой вязкий вечер наползает на город, погружая его в сон.

Внутри тихо, слышно только журчание воды в умывальнике. Приоткрываю дверь и испытываю облегчение, обнаружив знакомую широкую спину над мойкой. Живой, стоит на ногах, все еще может двигаться.

Но сердце замирает от ужаса. Все тело начальника отряда покрыто синими и фиолетовыми пятнами. Я закрываю рот рукой, чтобы удержать возглас ужаса.

— Смена закончилась. А кровь не останавливается, кожа потрескалась на изгибе, — крутит он кисть над струей воды, почувствовав мое присутствие.

А у меня наворачиваются слезы. Это из-за меня ему больно.

— Почему вы домой не идете, Олег Борисович?

— Не хочу, чтобы Вика меня видела таким. Не знаю понимает ли она, но все равно не хочу ее пугать. Мылся тут.

Он с такой нежностью говорит о жене, что я испытываю ревность. Опускаю глаза. Не имею права, не должна, но ничего не могу с собой поделать. Ревную.

— Еду принесли, Елизавета Петровна? — поворачивается ко мне, наматывая бинт.

Отрицательно качаю головой, глядя в черные глаза.

— Жаль, обычно вы всегда с едой, а тут, когда хочется есть...

— Я сейчас быстренько приготовлю, — кидаюсь в ту часть базы, где расположена кухня.

Мысль о том, что он голодный и его надо накормить окрыляет. Все получается, само собой. Ставлю перед ним горячие тарелки. Мне нравится смотреть, как он поедает мой наспех сварганенный ужин. Жует медленно и тщательно, не торопясь. Он поднимает на меня глаза, на секунду замирая с вилкой в руке, я отворачиваюсь, прикрывая половину лица волосами. Не хочу, чтобы он видел меня такой.

— У нас с вами один и тот же глаз подбит, Лизавета Петровна.

Не знаю почему, но меня разбирает смех. Это забавно. Кириллов начинает смеяться вместе со мной.

— Заслужили, — громко смеется.