«Основным коллективным представлением воров, определявшим их отношение к внешней реальности, была идея борьбы двух миров, — пишет Лихачев. — Вор, как первобытный человек, делит весь мир на две части: “свой” — “хороший” и “чужой” — “плохой”».3
Явное и последовательное отрицание всего, что связано с официальной системой, включая приказы и распоряжения властей, составляло основную черту поведенческой нормы вора. Основные принципы воровского мира представлялись в виде лаконичных высказываний, сопровождавших татуировки нателе заключенного. Так, распространенная татуировка гласила: «Авторитетный вор — непримиримый отрицала».4 Такое поведение часто провоцировало суровые наказания со стороны лагерного начальства, наиболее распространенным из которых было помещение в карцер. Но после того как «мученик» отбывал положенное наказание, его статус в воровском сообществе повышался, и на его теле появлялась татуировка, отмечавшая этот эпизод в карьере заключенного. Так тело заключенного становилось своего рода книгой, по которой другие могли прочитать воровские нормы и личную историю отсидок и подвигов носителя татуировок, — если, конечно, они умели «читать», т. е. знали особый код. Из-за этой практики татуировок представители традиционного уголовного мира получили прозвище «синие» — по цвету росписей на теле.Чем сильнее воры отрицали все, что было связано с формальной советской системой, тем больше они были преданы своему сообществу. Следующий комплекс норм касался солидарности уголовного братства и преданности воровской профессии. Функция этих норм — интеграция и поддержание солидарности. Если человек выбирал воровской путь и стремился достичь вершины в уголовной иерархии, ему было запрещено иметь жену и семью, равно как и культивировать родственные связи, которые требовали бы лояльности к какому-либо другому сообществу. Известная татуировка «Не забуду мать родную» на самом деле не имеет ничего общего с биологической матерью. «Мать» здесь обозначает, скорее, воровскую семью, которая дала своему питомцу второе рождение и настоящее воспитание. Такое прочтение подсказывает и то обстоятельство, что в предвоенные годы большинство из тех, кто начинал воровскую карьеру в юности, — а это очень важная часть воровских заслуг, — были беспризорниками, сбежавшими из интернатов и не знавшими своих родителей. Обещание не забывать родную мать, как и клятвы верности воровской идее, произносимые при коронации вора в законе, подчеркивали верность коллективу. Сюда же следует отнести и комплекс запретов на какую-либо работу. Помимо явного неприятия властей, которые заставляли работать и непослушание которым являлось сердцевиной воровского «кодекса чести», этот запрет еще поддерживал исключительную лояльность воровской профессии: вор должен жить только с украденного.
К нормам, способствующим поддержанию границы и интеграции в воровской мир, необходимо добавить нормы, касающиеся экономической стороны воспроизводства воровского сообщества. Его основой была система общаков, т. е. общих фондов, которые пополнялись за счет воровского промысла и служили для поддержания тех, кто находился в зоне. «Классический» общак функционировал по социалистическому принципу. Предполагалось, что все представители воровской профессии должны сдавать свою добычу или выручку в общий фонд, общак, и получать из него некоторую долю на повседневные нужды. Основная же часть общака предназначалась для того, чтобы «греть зону»,т. е. для обеспечения заключенных продуктами, табаком, алкоголем, наркотиками, а также для подкупа властей. Общак также предназначался для помощи тем, кто недавно освободился из мест заключения и первоначально не имел средств. Таким образом, система поддержки заключенных и само знание о ее существовании снижали страх перед зоной, смягчали возможные лишения во время пребывания в ней и тем самым повышали степень преданности преступным профессиям. Как утверждает известная татуировка, «тюрьма — дом родной».
Воры в законе отвечали за пополнение и распоряжение обща-ком. Поведенческие нормы воров в законе, требующие аскетизма, запрещающие роскошь и дозволяющие лишь необходимый минимум обихода, были логически связаны именно с функцией распоряжения общими фондами. Роскошь могла вызвать подозрение в присвоении и растрате общаковских денег, что, по воровским понятиям, каралось смертью. Кроме того, необходимость поддержания образа вора в законе как олицетворения веры в воровскую идею и верности понятиям превращала многих воров старого стиля в аскетов, страдальцев за идею, уголовных аналогов святых. Ведь их власть держалась не на богатстве и не на насилии, а преимущественно на специфическом моральном авторитете, поддерживаемом уголовной традицией.